Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник)

В минуту слабости я видел всё. Всё, что я спрятал в черной дыре, из которой нет возврата – в тайнике, вырубленном в гранитной толще, чьи бетонные стены в два метра толщиной укреплены броней, которую ставят на современные танки, и от которой кумулятивные снаряды отлетают, как галька. Китайская шкатулка с секретом. Потайная комната. Лабиринт разума, в котором эти семьдесят человек умирали снова и снова. Я не слышал их криков, не видел их порванных сухожилий, не смотрел в кровавые углубления, на месте которых еще недавно были молящие о пощаде глаза. Когда я вошел в ворота этой тюрьмы, я был в безопасности. Я был застегнут на все пуговицы. Я ничего не помнил, ничего не знал, ни о чем не подозревал. Но как только я очутился в мире Генри Лейка Спаннинга и не сумел убедить себя, что он виновен, земля развезлась у меня под ногами. Я почувствовал подземные толчки и колебания, земная кора покрылась трещинами до самого горизонта, из разлома потекла раскаленная лава. Стальная броня моего склепа начала плавиться, гранит и бетон обратились в пыль, и я очутился лицом к лицу с монстром. Неудивительно, что меня так мутило, когда Элли рассказывала о преступлениях, которые якобы совершил Спаннинг – человек, которому она предъявила обвинение в двадцати девяти убийствах, совершенных мной самим. Неудивительно, что я представлял себе каждое убийство до мельчайших деталей, хотя Элли описывала их в самых общих чертах. Неудивительно, что мне так не хотелось ехать в Холман. В этой тюрьме, в мыслях этого человека, чей мир был открыт передо мной, я увидел любовь к Элисон Рош – моей подруге и товарищу, с которой у меня было всего один раз. И не надо мне рассказывать, что моя защита рухнула перед силой любви, не хочу я этого дерьма слышать. Говорю вам: к этому привел ряд факторов и обстоятельств, и то, что я увидел в мире Спаннинга их с Элли любовь, было, в лучшем случае, только одним из них. Я не настолько сведущ. Я быстро учусь, но всё это произошло слишком быстро. Мгновение, поворот судьбы, минута слабости. Каждый раз, когда я заглядывал в эту черную дыру, я говорил себе, что сделал это в минуту слабости. Именно эти мгновения – не мой «дар», не цвет моей кожи, а минуты слабости – были тем, что сделало меня чудовищем, неудачником и хроническим лгуном. Сначала я не мог в это поверить. Нет, только не я, только не старина Руди. Руди Пейрис – отличный парень и если кому и причинил вред, так только себе самому. Потом я обезумел от ярости, отвращения и ненависти к этому мерзкому существу, которое обитало на темной стороне моего расщепленного мозга. Мне хотелось вырвать себе лицо, вытащить эту влажную и зловонную дрянь наружу и растоптать в кашу. Потом на меня накатила тошнота, реально чуть не вырвало; хороший законопослушный парень Руди Пейрис ясно и без прикрас увидел каждую деталь своих преступлений. Да, Руди был хорошо образованным неудачником, но он не был убийцей. Мне хотелось блевать.

Потом, наконец, я принял неизбежное.

Никогда мне больше не ехать по ночной дороге, наслаждаясь запахом цветущих орхидей. Теперь я понял, что это за запах. Это был запах разрезанного и распахнутого человеческого тела, похожего на широко разинутый рот.

Тот, другой Руди Пейрис наконец вернулся домой.

Никаких хлопот со мной не было. Сидя у маленького деревянного стола в комнате для допросов в офисе окружного прокурора графства Джефферсон, я составил подробный список мест, дат и имен. Конечно, я не знал имен всех семидесяти: кого-то из них я встретил на дороге, кого-то – в мужском туалете, или в полупустом кинотеатре, или у банкомата; некоторые из них просто сидели и ждали, когда я приду, выпотрошу их и, может, напьюсь их крови или прихвачу кусочек с собой на дорогу. С датами было проще – у меня хорошая память на даты. Что касается мест, я сказал им, где искать тех четырнадцать, о которых они даже не знали, убитых с тем же характерным почерком, как и оставшиеся пятьдесят шесть, не говоря уже о консервном ноже старого образца, которым я вскрыл эту перебирающую четки Гуниллу Как-Там-Ее, которая не прекращала взывать к Деве Марии и сладчайшему Иисусу, пока я ее резал. Она не унималась, даже когда я показал ей ее собственные кишки (я хотел заставить ее лизнуть их, но она испустила дух). В общем, у штата Алабама не было со мной никаких проблем, даже наоборот. Одним ударом они исправили чудовищную несправедливость, поймали серийного убийцу, раскрыли на четырнадцать убийств больше, чем рассчитывали (еще в пяти штатах, благодаря чему правоохранительные органы Алабамы снискали огромную благодарность тамошней полиции), и стали главной новостью дня на всех трех крупнейших телеканалах и основной новостью недели на «Си-Эн-Эн». Даже Ближнему Востоку пришлось потесниться, а уж Гарри Трумэну и Тому Дьюи и мечтать о таком не приходилось. Элли, конечно, не стала при этом присутствовать. Я слышал, она уехала куда-то на побережье Флориды. Но после суда и приговора, когда меня посадили, всё наладилось само собой. «Трам-пам-пам», как говорится.