«Национальный комитет здравомыслия» беспокоится, что странное поведение Нормана Майера может «бросить тень на все антиядерное движение», но в процессе любых социальных реформ – от Жанны д’Арк и до Мартина Лютера Кинга-младшего – есть место сумасшедшему поступку Джона Брауна или какого-нибудь Спартака, показывающему глубину той тревоги за будущее общества, которой большинство из нас может лишь вяло выразить почтение.
Норман Майер был представлен нам телевидением и властями как плохой человек. Он был арестован в Гонконге в 1976 году за попытку провоза щепотки марихуаны, он был никчемный тип и разнорабочий в дешевых отелях, он сидел в тюрьме за гражданское неповиновение, когда распространял антиядерные листовки в кампусах колледжей Майами-Бич, он пытался купить динамит в Кентукки, он был сошедший с рельсов фанатик. Все это вполне может оказаться правдой… и здравый смысл подсказывает, что это правда и есть. Но когда я вижу, как Рональд Рейган старается дискредитировать антиядерное движение в этой стране и во всем мире, я не могу не отметить, что Норман Майер был Великий Американец. Он умер так, как и жил, – напрасно, но его смерть, по крайней мере для меня, – мученичество, освещающее болезненную бледность трусости и бесчеловечности, негибкости и пренебрежения состоянием нашего народа – ключевые черты администрации Рейгана и предшествующих ей имперских президентств.
И хотя я знаю, что вы этого не сделаете, все же я не простил бы себе, если бы не предложил, чтобы в самые праздничные из праздничных дней, будь то Рождество или Ханука, вы зажгли одну лишнюю свечу в этом году. В память Нормана Майера, печального и одержимого безумного старика, которому было настолько не все равно, что сделал он ради нас много лишнего.
Может быть, свечей должно быть две – одна ему, одна нам. Потому что – как это точно знал Норман Майер – нам грозит ужасная опасность.
Улицы (выпуск 1) (19 июля 1990)
Наконец-то понял, Что Не Так с Америкой.
Это не только самый тяжелый случай культурной амнезии после того, как искоренение народа чероки было обожествлено в исторических текстах и названо «Предначертанием Судьбы». Дело не только в том, что мы слишком увлечены демонстрацией того, какие мы Джоны Уэйны да Джеки Армстронги, пока японцы выбивают из-под нас экономический и интеллектуальный фундамент и обгоняют нас по части воображения. Не только в том, что мы обжираемся запретными сластями с дерева Дай-Дай в Саду Жадности.
Становится не до смеха, когда видишь статистику Национальной оценки прогресса в образовании, показывающую, что 70 % из 8000 опрошенных семнадцатилетних школьников не знают, что это за ерунда такая – Великая Хартия. Впрочем, согласно опросу, предпринятому Национальным научным фондом, примерно 64–65 % из 2000 респондентов считают, что лазер фокусирует звуковые волны и что самые первые люди жили на земле одновременно с динозаврами. (Но погодите, не все так ужасно! Согласно последнему опросу института Гэллапа, не менее 95 % членов нашего общества верят в существование ангелов, экстрасенсов, снежного человека, призраков и чудовища озера Лох-Несс, а также в действенность астрологии в решении повседневных проблем. Как, легче стало?)
Конечно, очень просто согласиться с распространенным мнением, что мы – нация незнаек, а наш коэффициент интеллекта таков, что место нам в чашке Петри. Да, мы могли бы соглашаться с этими невнятными рассуждениями интеллектуалов, которые рассказывают нам, что постоянный просмотр кровавых фильмов и попустительская изменчивая этика Майкла Милкена, Пита Роуза и Мэриона Барри деформировала наше представление об этических нормах настолько, что, видя в новостях бездомных, мы зеваем. Мы вполне готовы машинально поглощать любую либеральную лапшу, что вешают нам на уши, – это точно.
Но не в этом ядро нашей Национальной Болезни.
Ответ на вопрос не в Вашингтоне и не в Сакраменто, его не найти в каньонах Уолл-стрит или в подземных ракетных бункерах возле Денвера, его не дают в бизнес-школе Гарварда и в залах Си-би-эс, где принимаются решения о национальном характере. Наша болезнь называется Йорба-Линда.
Нет, я понимаю, что мы все это проглотим, как глотает унитаз застрявший волосяной ком, когда его зальют очистителем, но Йорба-Линда – это не просто город в двадцати пяти милях к северо-западу от Диснейленда, вполне обыкновенный, где тридцать тысяч населения в данный момент слегка потряхивает, как потряхивает лапку лягушки на проводе под током. 19 июля Йорба-Линда попала наконец на карту не как постоянная шуточка насчет городишки настолько мертвого, что в жаркое время, если хочешь порезвиться, надо тащиться аж в Фуллертон[160].