Эликсиры Эллисона. От любви и страха

– Это не имеет значения, – отмахнулась она. – Погода не имеет значения. Знали бы вы, сколько лет прошло с тех пор, как я могла видеть солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, – она со вздохом склонила голову на спинку скамейки. – Нет. Погода не имеет значения. Ну, в этот час уж точно не имеет.

Я не понял, что она имела в виду, но меня это тогда не слишком и волновало.

Во мне закипала новая жизнь. К удивлению моему она пульсировала у меня в ушах. К удивлению моему я вдруг начал думать о будущем. Тому, кто не испытал этого сам, вряд ли удастся понять, что такое быть мертвым, не заглядывать вперед, а потом вдруг встретить что-то достойное того, чтобы жить снова. Я не имею в виду простую, незамысловатую надежду. Я имею в виду именно то, что сказал: умереть, а потом ожить. Именно так все сложилось всего лишь за несколько минут, прошедших с момента знакомства с Пиреттой. Все предыдущие два года и три месяца я и в голову не брал, что произойдет в следующее мгновение, а тут вдруг начал думать о будущем. Ну, не надолго вперед; как-никак это свойство во мне атрофировалось, но я, право же, ждал следующей минуты, а потом следующей, и жизнь снова готова была подхватить меня для дальнейшего путешествия.

Я заглядывал вперед, а разве это не первый шаг к возрождению моей утраченной жизни?

– Почему вы здесь? – поинтересовалась она, положив прохладные тонкие пальцы мне на руку.

Я накрыл их своей ладонью, и она вздрогнула, так что я поспешно убрал руку. Она пошарила по сторонам, нашла ее и положила обратно поверх своих пальцев.

– Я был на войне, – объяснил я. – Нас накрыли из миномета, и меня послали сюда. Я… я не хотел… а может и не мог… ну, не знаю… я долгое время не хотел ни с кем говорить.

– Но теперь со мной все в порядке, – договорил я с неожиданной уверенностью.

– Да, – кивнула она, словно ее мнение решало все.

– Скажите, – продолжала она немного другим, странным каким-то тоном. – Вы тоже чувствуете Час Глаза, или вы один из них? – в голосе ее звучала какая-то жестокость.

Я не нашелся, что ответить.

– Из них? Кого?

Она осклабилась в недоброй ухмылке.

– Этих, которые подкладывают мне судно. Вонючих, беспросветных, стерильных!

– Если вы про медсестер и санитаров… – до меня, наконец, дошло. – Нет, я не из них. Меня они раздражают – как, судя по всему, и вас. И разве не я вас спрятал?

– Не найдете ли вы мне палки? – попросила она.

Я огляделся по сторонам, не увидел ни одной и поэтому отломил ветку от изгороди.

– Такую? – я протянул палку ей.

– Спасибо, – кивнула она. Взяв ветку, она оборвала с нее листья и сучки. Я смотрел на ее ловкие руки и думал о том, как жестоко помещать такую прелестную и умную девушку сюда, в окружение больных, абсолютно сумасшедших людей.

– Вы наверное удивляетесь, что я здесь делаю, так ведь? – спросила она, обдирая с палки тонкую зеленую кожицу.

Я не ответил, потому что не хотел этого знать. Я, наконец, нашел что-то, кого-то, и моя жизнь начиналась заново. Мне не хотелось обрывать этого.

– Нет, об этом я как-то не думал.

– Так вот, я здесь потому, что им известно, что я все о них знаю.

Это прозвучало довольно знакомо. Где-то на втором году моего пребывания в Месте у нас на первом этаже жил некто по фамилии Хербмен. Он всегда говорил о большой группе заговорщиков, тайно пытавшихся его убить. О том, как они готовы пойти на все, только бы не дать ему рассказать всем об их грязных делишках.

Я надеялся, что с ней все не так. Она была так мила.

– О них?

– Ну да, конечно. Вы сказали, что не один из них. Вы мне лгали? Уж не смеетесь ли вы надо мной? Не стараетесь меня запутать? – она выдернула руку из-под моей ладони, и я поспешил оправдаться.

– Нет, конечно же, нет! Но, видите ли, я не понимаю. Просто не понимаю: я… я пробыл здесь так долго, – я надеялся, что не выгляжу слишком жалким. Однако, похоже, я все-таки смог достучаться до ее логики.

– Вы должны меня простить. Порой я забываю, что не всем известно о Часе Глаза столько, сколько мне, – она принялась за конец палки, заостряя его.

– Часе Глаза? – переспросил я. Она повторяла это уже не в первый раз. – Я не понимаю.

Пиретта повернулась ко мне. Взгляд ее мертвых голубых глаз устремился куда-то над моим правым плечом; она сдвинула колени. Палку она небрежно отложила в сторону – словно надоевшую игрушку, хотя время игрушек давно миновало.

– Я расскажу вам, – сказала она.

Несколько мгновений она сидела совершенно неподвижно. Я ждал.

– Вам когда-нибудь приходилось видеть женщину с алыми волосами?

Это застало меня врасплох. Я ожидал от нее рассказа, какого-то экскурса в ее прошлое, который помог бы мне полюбить ее еще сильнее… а вместо этого она огорошила меня лишенным смысла вопросом.

– Ну… нет… вряд ли я…

– Подумайте хорошенько! – приказала она.