– Разрешите представиться, меня зовут Дубинский Максим, сокращённо – Тэмпл, я представляю интересы Президента города Москвы по военной части. К сожалению, президент не смог явиться к нам, у него есть дела посерьёзнее. – Я чувствую, как срывается его голос на последнем слове, словно он врет или сам не верит в то, о чем говорит. По залу проходит едва заметный шепот. – А теперь перейдём к самой сути проблемы. – Тэмпл достаёт лист бумаги и несколько секунд вчитывается в его содержимое. У меня сжимается желудок, я голоден. – Патрульные докладывают о массовых скоплениях Безумных на всех участках города Москвы. Безумные объединяются командами от десяти до тридцати человек, становятся менее агрессивными и реагируют толькона нападения. Сами не атакуют. – Он морщится всего на секунду, но я замечаю это. – Безумные организовываются. Это чревато неопределенными последствиями и Президент принял решение создать две организованные группы, дабы раз и навсегда очистить Москву от неживых.
Я сглатываю. Чувствуется напряжение, оно пульсацией проходит по комнате, не слышно ни вздохов, ни шёпота, лишь жгучий интерес каждого, кто сидит в зале, каждого, кроме Шрама. Тот даже бровью не повел, когда услышал это.
– Было принято решение, что руководство командами перейдёт в руки Максима Дубинского и Льва Николаевича.
И вот уже люди обсуждают эту новость во всеуслышание. Я поворачиваю голову и смотрю на Шрама – он знал, он все знал! Его лицо бесстрастно и не выражает ничего, кроме удивительного спокойствия.
– Каждая команда будет состоять из тридцати человек, на их формирование отпущено два дня, после чего руководители должны предоставить списки непосредственно Президенту.
Меня знобит изнутри. Зачистка всей Москвы от сгруппировавшихся безумных – самоубийство!
– Спасибо за внимание, по всем вопросам обращаться к…
Но я уже не слушаю, я отказываюсь слышать это дерьмо и стремительным шагом покидаю зал. Нас спасли, чтобы отправить на смерть, на бойню. Мы скот, который ведут на убой. Чтобы сказал Артём, услышав это? Ох, представляю его реакцию, когда он узнает!
Я смотрю на план крыла «А», повешенный на стене и стараюсь запомнить дорогу к Госпиталю. Несколько раз прокрутив повороты в голове, я бросаюсь вниз по лестнице и пробиваясь через толпу несусь, как сумасшедший. Наверное, надо было дождаться Шрама, он бы все объяснил, он бы заверил, что это пустые слова, что все это неправда, но я то знаю, что все это происходит в реальности, все происходит с нами.
Мы умрем, умрем, чтобы другие могли жить.
Я не готов.
Глава 12. Шрам.
Мы похоронили нашего товарища рядом с Каналом имени Москвы. Он был храбрее многих из нас, пока неживая рвала ему глотку – он успел всадить ей пулю в лоб, а потом, когда понял, что патронов больше нет, сам вонзил себе нож в висок. – Рассказ одного из членов команды зачистки №2.
Они не понимают. Жизнь не так проста и сказочна, как представляется им здесь – в стенах Кремля, где варят ароматный кофе, повсюду электричество, тепло и свет, газовые конфорки и горячая еда. Я не ел ничего горячего, не считая супы быстрого приготовления на разведенном костре, уже очень давно. Там, на улице, люди голодают и сходят с ума от страха и холода, я видел сотню тощих лиц, обезумевших от недоедания и болезней, я видел детей, у которых просматриваются рёбра, сквозь тонкую бледную кожу, а их глаза впали. Я помню морозные зимние дни, когда было так холодно, что даже животные не высовывались из своих укрытий, мы не ели неделями, за исключением одной консервной банки на пятерых раз в два дня, а воду нам давали сосульки и снег. Я помню этот ужас, когда Август заболел и температурил несколько дней, как бредил и плакал, не приходя в себя. Мы все думали, что он умрет. Даже Вадим не отрицал. Но мы не сдавались: сдаться, значит проиграть, а я не собирался проигрывать. Никто не собирался. Знаете, что самое страшное за стеной? Это не безумные, поджидающие тебя за углом, это не холод и не голод. Самое страшное – это ожидание. Ждать того, что неизбежно схватит тебя за пятки и утянет за собой в глубину кровавых фантазий больного маньяка убийцы. Все мы знали, все ждали того момента, когда закончится еда, когда холод станет невыносимым и дрожащие руки непроизвольно потянутся к пистолету. Вот, что такое ожидание.
Августу стало лучше на пятый день. Поначалу, ночью он перестал стонать. Впервые за несколько дней в комнате 5×5 воцарилась тишина, она принесла с собой страх – мы подумали, что это конец и Август умер. Никто не решался к нему подойти, он не шевелился и в темноте было непонятно – дышит ли он вообще. Я помню испуганный взгляд Вадима и то, как в ту ночь мы все смотрели в одну точку и слушали стук собственных сердец.
Утро преподнесло нам сюрприз – Август сумел приподняться и попросил воды. А спустя ещё несколько дней тот полностью окреп и вернулся к жизни прежним человеком, каким мы уже и не мечтали его увидеть.