Элиминация

Перед глазами все плывёт, я вижу расплывчатый силуэт мужчины в белом халате с седыми волосами. У него небольшая борода в цвет волос и слегка странный акцент. Мужчина не прячет от меня взгляда, но в силу некого дурмана, что еще сидит в моем организме, я плохо вижу его силуэт.

– Бояться не надо. Не меня. – Повторяет тот.

Насмешка, я определённо услышал насмешку. Мне дурно. Взгляд фокусируется очень медленно.

– Мари, принеси нашему другу воды.

Я пытаюсь посмотреть перед собой. Я не один, кто-то сидит напротив, он прикован и молчалив. Он смотрит на меня.

Кто-то медленно подходит к клетке, это девушка, на ней белый халат, темные волосы зачёсаны назад и убраны в высокий хвост, двигается она очень странно, переминаясь с ноги на ногу, пошатываясь в разные стороны. Девушка нагибается, протягивая мне трясущуюся худую руку со стаканом, она так низко, что я могу взглянуть на ее лицо. Я беру стакан и поднимаю голову: осунувшееся лицо, серая кожа, безумные глаза, а пальцы холодные, словно лёд. Стакан выпадает из моей ладони, я вскрикиваю и отшатываюсь в угол клетки, машинально засовывая руку за пояс, но ножа там больше нет. От моего крика девушка звереет и шипя прижимается лицом к клетке, я вижу ее зубы и темно-кровавую слюну, что срывается с ее губ.

– Боже! – Кричу я и пытаюсь отдышаться от ужаса. Безумная – она так близко, она дотронулась до меня, она разорвёт меня.

– Не бойся, она тоже не причинит тебе вреда, верно, Мари?

Девушка поднимается с корточек и замирает, смотря на меня. Она голодна, я так и вижу, как безумная готова вцепиться зубами в мою шею, но девушка не двигается, она слушается седоволосого мужчину в конце коридора. Возможно ли такое?

– Ну вот, теперь твоя камера в стекле. И что же нам делать? – Он начинает ходить по небольшому подиуму и о чем-то негромко размышлять.

У меня все еще пелена перед глазами. Я пытаюсь вспомнить, как оказался здесь, но последнее в моей памяти – это вспышки света, окружение безумных и Вадим… Стекла впиваются в мою руку, боль тупая, но благодаря ней, я понимаю две вещи:

1. Меня чем-то накачали.

2. Боль помогает мыслить.

Я тяну ладонь к стеклу, меня колотит страх, тишина, словно вакуум, поглощает меня, но я решаюсь и на этот раз – делаю это специально: я со всей силы накидываю ладонь на осколки и вскрикиваю от боли, она стала острее, я чувствую каждый осколочек, что вонзается в мою кожу, чувство такое, словно вся рука пульсирует от боли.

– Чего ты пытаешься добиться, Август?

Откуда он знает мое имя? Зрение более менее восстанавливается, но не все фигуры приобретают чёткий контур.

– Когда ты стабилизируешься, то поймёшь, какую ошибку натворил.

Я стараюсь не слушать его. Моя окровавленная ладонь поднимается на достаточно высокое расстояние над осколками.

Я слышу смех, его смех, меня мутит, рука онемела, мышцы свело, а смех все громче и громче. В конце концов, я возвращаю контроль над своими конечностями и со всей силы опускаю ладонь на осколки. Адская боль, кто-то плачет, нет, это я, плачу, как девчонка, меня трясёт, а смеха больше не слышно. Зрение сфокусировалось, я смотрю на исполосованную ладонь, залитую кровью, а потом переключаю взгляд на впереди сидящего человека: темно-рыжие волосы, спутанные кверху, окровавленная армейская куртка, позади него Мари – безумная, подчиняющаяся мужчине по ту сторону клетки. Она снимает с парня наручники и кляп. Я молюсь, чтобы это был кто угодно, но только не он, только не мой брат.

В конце концов, становится ясно, что Бог больше не слушает молитвы, чудес не бывает. На земле царит ад – и я в самом его эпицентре. Два безумных глаза вперили в меня свой взор.

– Крепись, Август, ибо ночь будет длинной. – – Профессорским тоном говорит мужчина.

Губы моего брата изворачиваются в кровавой улыбке, на долю секунды я снова пытаюсь молиться, чтобы это все было сном, чем угодно, но только не реальностью. Вадим срывается с места и вонзается зубами в мою шею.

Я вспоминаю все: окружившие нас неживые, мы с Вадимом удирающие в проулок, прячемся за грязными мусорными контейнерами, глаза Вадима, мой страх, пистолет у его лба, его крик, чтобы я стрелял, почему я медлю, ну же, а потом тупая боль в голове, крик Вадима и темнота. Холодная бездна подхватывает меня и закутывает в ледяное одеяло из стёкол и льда. Даже сейчас, я чувствую, что должен умереть, я должен, но продолжаю жить.

Глава 14. Шрам – за час до…

Пробки в Москве достигли своего предела, когда привычный путь от работы до дома на машине составлял не более двадцати пяти минут, но по такой дороге, минимум, час.