Элиминация

Здесь отличная еда. Никогда бы не подумал, что с момента Вспышки мне удастся попробовать хорошо прожаренное мясо под сливочным соусом с зеленым горошком. А какой же восхитительный может быть чай с сахаром! И все же, горячая пища, мягкая кровать и чистое постельное белье – лучшее лекарство. Да, двигаться еще тяжело, но лежать без дела я тоже не привык. И вот я встаю и начинаю свой путь вдоль холодных и тихих стен госпиталя.

Здесь так же пусто, как и на улицах Москвы в самый разгар дня, а от бледно-голубых стен веет холодом. Проходя мимо еще нескольких полуоткрытых бледно-серых дверей приходит понимание, что я здесь совсем один. Однако, мое недоразумение проходит так же быстро, как и появилось, здесь даже самая страшная болезнь лечится парой капель крови особенной девушки. И особенная она не только потому, что ее кровь – лекарство от Безумия, нет, она особенная для меня, всегда была и будет. Господи, ну что ж я за дурак… Как мог отпустить единственного человека из прошлой жизни, тем более, ту, которая снилась мне почти каждую ночь… Я слышу шаги, быстрые и тяжелые, они заставляют меня насторожиться, для этого безумно тихого места они необычайно громкие. Из-за угла показывается Саша и мы поначалу пугаемся друг друга.

– Выглядишь ужасно. – Говорит тот и улыбается.

– Зато ты, как намалеванная куколка.

Смех. Мы непроизвольно смеемся и это причиняет мне боль в плече.

– А не рановато ли ты встал с кровати? – Спрашивает меня тот, я мотаю головой, хотя сам понимаю, что, наверное, действительно, рано. – Что ж, раз уж ты в полной боевой готовности, то у меня для тебя пара новостей.

Мы бредем в большой и светлый холл, там полно людей, все выглядят такими живыми и сильными, что меня это вводит в ступор. Я давно не видел такого количества народа в одном месте. Тем временем, друг рассказывает мне новости прошедшего дня, не стесняясь материться и громко ругаться, на нас то и дело оборачиваются солдаты, которые стоят на своих постах, но моему приятелю явно все равно. ослепительный свет лампочек и обилие голосов все еще кажутся мне нереальными.

Резкий и достаточно громкий щелчок переключает наше (и только наше) внимание на себя, а потом довольно внезапно свет везде выключается, однако люди не замирают, одни лишь мы остановились, через пару секунд на стенах включаются красные лампы, расставленные друг от друга на расстояние около пяти метров.

– Я думаю, это комендантский час. – Произношу я.

Толпа расходится довольно быстро, а один из охранников, в отутюженной опрятной форме, без единого волоска на лице, направляется в нашу сторону. Он объясняет, что после двенадцати часов всем надо находиться в своих комнатах и без особого разрешения или неотложной работы их покидать запрещено. Тут же из-за угла появляется пышная дамочка бальзаковского возраста в белом чистом халате с серьезным выражением лица, она прерывает тираду охранника и просит меня проследовать за ней, ибо меня еще официально не выписали и грядущую ночь я проведу в палате без окон и посторонних людей. Пока мы идем вдоль спешащих по своим комнатам людей, она причитает о том, что найти меня было не так то просто и все выходы пациенты должны согласовывать с ней. Наверняка, это правило придает ей чувство собственной значимости. За пределами Кремля я встречал врачей-самоучек, которые отрезали людям зараженные руки и ноги, прижигали их, обеззараживали, вырезали аппендицит при помощи подручных средств и даже принимали роды. Этих людей называли героями, ведь не каждое убежище могло похвастаться наличием врача. При этом, эти самые люди и то были не столь высокого мнения о себе, чем эта дамочка.

Уже лежа на своей кровати я тупо пялюсь в потолок и не могу заснуть, мои мысли занимает план Президента Москвы, я думаю о расточительстве электричества, изобилии еды и лекарств, вспоминая то время, когда в холодные зимние ночи мы с ребятами забивались в самые тесные комнаты и засыпали под одним драным одеялом, вместо горячей еды – супы быстрого приготовления, пойманная несчастная белка, отфильтрованная вода, заместо чая, о сахаре и речи не было, его конечно можно было раздобыть на черном рынке, как и любую сладость, однако, за это нужно было заплатить довольно большую цену. Нам везло больше, командам зачистки каждым месяц давали большую плитку шоколада на шесть человек.

Я вспоминаю немалое количество людей в холле, а перед глазами ютящиеся замерзшие и ослабшие люди в убежищах, умирающие от холода и голода. Они не знают, что жизнь здесь – это современная сказка. Да и мы не знали.

Наконец, мои глаза слипаются, последней мыслью становится Алиса, я должен поговорить с ней, объяснить, что она не виновата, это все я, мой вспыльчивый характер и пять лет адской жизни, но какой жизнью жила она, пока не попала сюда… Я и не думал об этом. Не думал о том, что могла пережить, на момент нашего расставания, семнадцатилетняя девушка и как мы оба изменились за эти годы.