Элиминация

– Мне нельзя говорить о своих предпочтениях, это чревато неправильным истолкованием недоброжелателей. Я не буду оскорбляться на Вашу речь, у нас свобода слова, как-никак, – политик рассмеялся, – но, тем не менее, Вы очень были резки в своих высказываниях, хоть и дали мне повод поразмыслить. Я понимаю, что вы желаете донести до меня. Это утопия, и на эту утопию не хватит моего времени жизни. Это слишком «долгосрочный» план. Зачем браться за невыполнимое? Вы думаете, Вы первый, кто мечтает о логических решениях тех или иных проблем? Это Вам не улицу переименовать, в конце концов. Вы ведь знаете, что даже закон надо утвердить, что любая деталь чертежа требует рассмотрения, потом модель тестируется на нагрузку и, уже после, используется по назначению. А Вы желаете одним желанием изменить всю политику законов! Это немыслимо. Доктрины развиваются и пробуются неофициально, потом рассматриваются более детально и, возможно, хоть и не всегда, находят себя в законодательстве. Так что не советую лезть в это с Вашими предложениями. Ваша книга и так стала первой в истории, которую читать отказываются и боятся! – Политик опять рассмеялся. Иван Осипович, не пишите больше подобного, а лучше напишите о развенчанности Ваших теорий во второй. Полезней будет.

– Анатолий Ефимович, давайте Вы не будете обращать внимания на бред ненормального, написавшего глупое сочинение, – говоря это, Каригубов рассматривал политика с любопытством

– Что ж, хорошее предложение. Может быть так и будет. Вы очень интересный человек, Иван Осипович. У Вас талант к ораторству. Я бы не хотел, чтобы с Вами что-либо случилось. Я искренне переживаю за Вас! Люди настроены агрессивно на Ваше творчество, поэтому и на Вас.

– Библию тоже не желали читать, а теперь ищут в ней смысл жизни. Вдруг, мне повезёт, и мою философию воспримут так же успешно. Кто может утверждать обратное? Вы уже на моей стороне, раз искренне за меня переживаете. Я тронут! – Иван Осипович продолжил обмен улыбками.

– Да, я и, правда, заинтригован. Если мне позволят, я прочитаю Ваше сочинение. Надеюсь, останусь жив, – политик опять рассмеялся и распрощался с писателем. – До свидания, дорогой Иван Осипович.

– Всего хорошего, Анатолий Ефимович, – кивнул Каригубов и пожал протянутую руку. – Буду рад снова встретиться с Вами. Может, Вы пересмотрите некоторые из своих взглядов. Спасибо за визит.

– Я всегда за новизну взглядов. Прощайте. – Анатолий Ефимович ушёл. Каригубов задумался о своём значении в мире, но ничего не надумал полезного. Кира внесла разнос с чаем – это оказалось как нельзя кстати.

VI

До шестой серии экранизированной «Третеи» дожили не многие. Уже никто не сомневался в том, что после книги-убийцы, фильм принесёт ещё больше плачевных результатов. Почему-то Каригубов оставался жив. Почему-то улицы стали чище. Почему-то торговля стала приносить меньше дохода. Почему-то политики покидали посты, заводчики в бешеном ритме модернизировали оборудования, преступления переставали иметь место в обществе. Безработица пропала, благодаря повышению оценки рабочего труда. Большая часть людей перестали бояться себе подобных, дань уважению себя и обществу в целом росла. Злые жёны показывали фильм пьяным мужьям, злые мужья под разными предлогами пьяным жёнам и пьяные мужья и жёны чаще, после просмотра первой или второй части, гибли. Чем мотивировали себя бедные женщины и несчастные мужчины не понятно. Детям перестали давать возможность оставаться наедине или в компании сверстников со сложными гаджетами, компьютерами, телевизорами во избежание просмотров в сети, и дети больше гуляли на улицах, набираясь здоровья, или читали книги. Среди подростков распространилось мнение, что интересны только прочитавшие «Третею» или посмотревшие фильм. Оказалось, что общее стремление или внутренние миры этих детей гармонировали между собой, дети объединились в культурные очаги общения, продолжая читать другие книги, обсуждать новые политики и технологии, поддерживать начинания друг друга. Очень популярна стала благотворительность, она перестала быть ограниченной и нецеленаправленной.

Анатолий Ефимович, видя все эти изменения, думал о чем-то. Поджав губы, он сидел в удобном кресле и вертел в руках печатный экземпляр «Третеи». Он прошёл уже пять этапов книги. Этот тест на зрелость сильно подействовал на известного политика. Что-то изменилось внутри, и продолжало меняться. Было страшно и интересно. Как мог сумасшедший написать такой простой и доступный философский труд, который, как плесень покрыл общество и стал подобием пенициллина? Книга манила. Оставался последний этап в нескольких строках. Испытание на страх. Анатолий Ефимович медлил. Потом, кивнув сам себе, открыл книгу и начал читать.

* * * * *

«Этап шестой, последний.

Прошу Вас привести свои мысли в порядок. Привели? Как Вы это выразите? Попробуйте раскрыть себя в ответе на этот вопрос.