Элирм V

Думаю, я не ошибусь, если предположу, что на протяжении всего этого времени они не раз повторяли фразу «всё будет хорошо» и всерьёз уповали на то, что когда-нибудь уровень воды спадет и на пороге появится один из потомков братьев-алхимиков, что восстановит лабораторию и вернет Агерону былое величие, но нет. Дозор окончен. Получите, распишитесь.

Вот и верь после такого в предназначение и высшие смыслы. Тысячелетия прозябать в подводном заточении посреди мрака и холода, чтобы затем вместо награды напороться на мертвого игва. Получить криолитовый кол и летальный пинок под зад. В виде пенсии, выходного пособия и щедрой премии за выслугу лет.

Ступая мимо переломанных трупов, я видел, что буквально на каждом из их лиц застыла гримаса глубокого разочарования. Столь искренняя, что даже меня оно ввергало в состояние близкое к апатичному.

Хотя если пораскинуть мозгами, то они сами виноваты. Гостеприимство и культуру общения еще никто не отменял. Могли бы ради приличия выйти и поздороваться, вместо того чтобы сходу бросаться в атаку. Ибо как оказалось, генерал не питал симпатии к себе подобным (мертвецам). Как, собственно, и ко всем остальным, включая спятивших игвов. И если мне было откровенно их жаль, то Гундахар, наоборот, светился от радости.

— А ведь я говорил, что настанет время и ты поплатишься за свою дерзость, гадюка тупая.

Рыцарь смерти пнул насаженный на кол змеиный труп.

— Ты её знаешь? — спросил я.

— Да. Заместитель Смотрителя, его спутница и чертовски злющая стерва. Отказалась продавать мне рецепт «Божественной Литургии», а затем и вовсе выгнала из лаборатории. После чего внесла моё имя в черный список. И это невзирая на то, что перед встречей я выполнил для братьев Та-Брис с полсотни заданий. Многие из которых были поручены ими лично.

— Выгнала? Тебя? И ты даже не разнес Агерон по кирпичикам?

— Хотел, но не мог. Я тогда был паладином. Следовал кодексу.

— Доблестным рыцарем, несущим миру исцеление и свет — произнес Мозес — Честно говоря, у меня в голове не укладывается, как такое возможно? Вот правда. Сколько бы я не пытался представить тебя в образе доброго паладина в сияющих доспехах, мой мозг просто-напросто отказывается это делать.

— В каждом из нас сидят демоны, матка Ямарайаху. Я своих долго держал под замком, а затем выпустил на свободу. Да так, что обратно уже не засунуть. Да и не хочется.

— Почему?

— Потому что мне надоело жрать дерьмо. Прятать, скрывать, подавлять, утаивать, терпеть. Пытаться быть тем, кем я не являюсь. Так не достичь внутренней свободы и согласия с самим собой. Хоть в этом проклятый Рамнагор был прав.

— Но ты же в обществе.

— Плевать мне на общество. Жизнь в обществе — это все равно что сплав по реке с чересчур прихотливыми поворотами. Сегодня можно, завтра нельзя, послезавтра тебя осуждают, обрекая на смерть. И всеми силами стараются убедить тебя в том, что белое — это черное, правда — это ложь, а свобода — это рабство. Ты бы повелся. Я — нет.

Прохаживаясь вдоль стеллажей и размышляя над словами игва, я улыбнулся.

Кажется, я начал его понимать. Его стремление следовать собственному курсу, вопреки общепринятым нормам. Более того, наверное, каждый из нас в глубине души хотел бы вести себя также. Грубый, злой, хамоватый, язвительный, эксплозивный, но при этом чертовски искренний и знающий чего хочет. Гундахар ничего в себе не утаивал и не откладывал гнев на потом. Молниеносно взрывался и всегда прямо реагировал на внешние раздражители, абсолютно не стесняясь указать на причину его гнева, как и отплатить обидчику той же монетой. Что в конечном итоге наделяло его колоссальной степенью той самой свободы.