— В смысле не знаешь?! — опешил Илай.
— В прямом, — ответил Магирн. — После боя он отнес её внутрь и приказал никого не пускать. Никого кроме вас.
— Боя?! Какого боя?! Кто отнес?! Галилео?!
— Нет. Архангел.
— Архангел?! — некромант в ужасе покосился на Гундахара. — Ты же сказал, что Сераф — пьяная тряпка! И единственное, что он может сделать — это напугать её панической атакой!!!
—
— Простить?! «Я так думал»?!
— Все мы так думали, — отозвался Хакаш. — Вот только на деле всё оказалось не так. Клянусь, за всю свою жизнь я еще ни разу не видел, чтобы могущественную богиню швыряли в грязь и трепали за шкирку словно котенка. Как и орали ей на ухо, что она, дура такая, уничтожила лавку с его любимым бухлом.
— Черт подери! Вот и доверяй после этого сраным игвам!!!
Отпихнув мешающих пройти в сторону, Илай бросился ко входу в святилище.
Я побежал вслед за ним.
Вошел через приоткрытые двери, взобрался по заваленной обломками лестнице, ведущей в помещение на втором этаже, и тотчас же замер, шокированный до невозможности сюрреалистичной картиной. Ведь, поднимаясь наверх и невольно касаясь пальцами Декагона Кристо, я ожидал увидеть всё что угодно, но никак не вернувшуюся с того света темную богиню, горько рыдающую на коленях у архангела.
Массивное пузо, мокрая от слез майка-алкашка и толика растерянности на лице пернатого пьяницы. Который, в свою очередь, активно её успокаивал. Излучал ауру теплого внимания, ласково поглаживал крыльями и без конца шептал что-то доброе и ободряющее.
Вот только аутотренинг действовал плохо. Стоило Серафу произнести очередную фразу, как Эйслина начинала жалобно всхлипывать и заходиться в истерике пуще прежнего.
Пожалуй, она выглядела не как грозное божество, а как ребенок, который стойко терпел обиду на протяжении всего пути от школы до дома, но, увидев на пороге мать, с горечью разрыдался.
— Ну что же ты… — архангел продолжал поглаживать девушку крыльями. — Взрослая девочка, а все плачешь и плачешь…
— Он меня бросил! Бросил! — наверное уже в сотый раз повторила она.
— Неправда. Никто тебя не бросал. Илай отправился в Затолис с важной миссией. Вместе с Эо О’Вайоми и Августом Тарном.
— Он передал меня служителям культа! Избавился как от какой-то вшивой дворняги!
Проорав последнюю фразу, богиня снова зашлась в приступе плача.
— Так они сами к нему приперлись, — возразил Сераф. — Сказали, что помогут тебе «пробудиться». Вот он и решил ускорить процесс.
— Нет! Он сделал это не потому, что хотел ускорить процесс! А потому что меня испугался!
— Слушай, ну он же молод. Котелок еще толком не варит, — улыбнулся архангел. — Да и сама подумай. Парень только недавно прибыл на Эль-Лир. Из другого мира. А тут темная богиня. Великая и ужасная. Кто бы не испугался?
— Хочешь сказать, что он считает меня монстром?!
Сераф досадливо тряхнул головой. Тяжело вздохнул и задумался, подбирая слова.
Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Более того, я заметил, что пернатый алкаш понятия не имел, куда ему деть левую руку. Положить ее женщине на плечо или на талию? А если на талию, то будет ли это вообще уместно? Или, наоборот, приведет к очередной вспышке гнева?
Видимо, столь щекотливую дилемму он так и не решил, отчего держал ладонь на весу. Выглядел смешно и нелепо.
— Нет, я хочу сказать, что его поступок — всего-навсего крохотное недоразумение, — ответил он. — Случившееся не из-за отсутствия к тебе нежных чувств, а по причине его глупости и неопытности.
— И что же делать? — подняла на него глаза Эйслина.
— Ну-у-у… могу дубиной его приголубить, если хочешь. Вправить мозги, так сказать. Или посоветовать немедленно подойти, дабы не провоцировать слугу Господа на насилие, — Сераф поднял голову и опустил суровый взгляд на застывшего подле меня некроманта.
Удивительно. Раньше я думал, что только Гундахар обладает способностью объяснить человеку мимикой, что тот кретин. Оказалось, что нет. Даже будучи пьяным, архангел умудрился прочитать Илаю невербальную лекцию, плюс дать парочку дельных советов: убрать с лица гримасу побитой собаки, прекратить сутулиться и озираться по сторонам в поисках моральной поддержки. Ведь именно сейчас, по сути, решалась его судьба: станет ли он хозяином в доме, либо будет довольствоваться ролью второго плана. Покорного подкаблучника в услужении у взбалмошной госпожи.
—
— Да. Ты прав. Прости.