– Идти один? – по-русски насмешливо переспросил он. – На какие деньги? И все из-за твоих волос. А я бы непременно выиграл сегодня. Из ресторана тебя тоже выведут. Дождешься.
Они сели на террасу казино. Лакей подошел к ним.
– Мне коктейль, – сказала Лиза. – Какой? Все равно. Только чтобы были соломинки.
Одэт кивнула:
– И мне такой же.
Кромуэль пил виски.
– Очень хорошая погода сегодня, не так ли? Только жарко немного. Русские, говорят, прекрасные наездники. – Ему непременно хотелось сказать что-нибудь приятное Николаю.
Николай рассмеялся:
– Может быть. Но я ни разу в жизни не сидел на лошади.
– Неужели?
Лиза нагнулась к Кромуэлю:
– Вдвоем гораздо лучше все-таки.
– Да, завтра мы поедем одни.
– Завтра? – Лиза мечтательно оглядела соседний столик. – Кром, очень долго ждать до завтра.
Николай толкнул ее локтем:
– Видишь, опять все на тебя пялятся. Все из-за твоих волос.
Лиза дернула плечом:
– Отстань, – и снова нагнулась к Кромуэлю. – Кром, вы ни разу не поцеловали меня сегодня.
Потом вчетвером обедали в большом ресторане. Одэт застенчиво исподлобья рассматривала белые негнущиеся скатерти, цветы и слишком яркие люстры. Лиза спокойно улыбалась. Ей все нравилось. В особенности женщины в вечерних платьях и музыка. Она была довольна и горда. В сущности, ведь это она угощает брата и подругу.
– Ты не стесняйся, – по-русски говорила она Николаю. – Заказывай что хочешь.
– Нам непременно надо выпить за нашу дружбу. Хотите? – Кромуэль налил всем шампанского. – Только за настоящую дружбу, за дружбу навсегда, на жизнь и на смерть.
Первой чокнулась Лиза:
– Я только на жизнь. – Она рассмеялась. – Но на всю жизнь.
Кромуэль протянул стакан к Николаю:
– Тогда мы с вами на смерть.
Николай тоже рассмеялся:
– Шампанское я пью на что угодно. – Он чокнулся и выпил. – Весело вам сегодня, друг мой Кромуэль?
– Очень весело, – кивнул Кромуэль.
– Страшно весело. – Лиза забила в ладони.
– Тише, тише. На тебя и так все смотрят.
Лиза потрясла головой:
– Это оттого, что я ни на кого не похожа. Оттого, что я Изольда.
Домой возвращались поздно. Кромуэль правил, сзади сидели Коля и Одэт. На крутом повороте Лиза повернулась к ним:
– Слушайте, вы.
Но они не слышали, они целовались, и Лизе почему-то стало неприятно.
Когда подъехали к дому Одэт, из автомобиля вместе с ней вышел Николай.
– Я провожу ее по саду и приду пешком. Ведь два шага до дому.
– Спокойной ночи. – Кромуэль потряс ему руку. – До завтра. И не забудьте за ночь, что мы друзья.
– Конечно не забуду. Спокойной ночи.
Автомобиль тронулся.
– Еще пять минут, – просил Кромуэль. – Ну до того дома, видите. А потом до трамвая.
Лиза устало и счастливо соглашалась. Так они ездили, пока не рассвело. Лиза вздохнула:
– Как грустно прощаться. Но я совсем сплю. Спокойной ночи, Кром.
Она открыла калитку и вошла в сад. Длинная черная тень метнулась по дорожке.
– Кто там? – испуганно крикнула Лиза.
– Это я, я.
– Вы? Кролик! Что вы тут делаете?
– Я жду. – Кролик сел на скамью. – Я жду Наталию Владимировну.
– Но она теперь, должно быть, поет в Шато-Баск. Поезжайте туда.
– Мне нельзя.
– Почему?
– Она запретила. Посиди со мной, Лизочка.
Лиза села рядом с ним:
– Вам не холодно, Кроличек?
– Конечно холодно. Но пусть, пусть. Простужусь, схвачу воспаление легких, умру, и ей стыдно будет.
Лиза тихо засмеялась:
– Вы не Кролик, а институтка.
Но он не слушал.
– Нет, и стыдно ей не будет. Бесстыжая она. Бесстыжая, жестокая, подлая. Да, подлая. Как она меня измучила. – Он вдруг всхлипнул. – Подлая. Она там с любовником, с Борисом этим. А я тут жду. Ах, Лизочка, если бы ты знала. – Он громко заплакал, беспомощно вздрагивая.
– Ну, Кроличек, Кроличек, не надо.
Он положил голову на ее плечо, все еще всхлипывая.
Лиза смотрела на его круглое, обвисшее, жалкое лицо. Она знала: ей следовало обидеться за мать. Но он был такой бедный. Он плакал, а Наташа сейчас поет, все слушают ее, любуются ею. Он тут, а она далеко.
Лиза обняла его за шею.
– Не надо плакать, – уговаривала она, гладя его редкие волосы, – мой маленький, кругленький, беленький Кроличек. Мой красивый, мой удивительный Кролик.
– Подлая она, подлая, – всхлипывал он.
Лиза вытерла ему щеки своей кружевной юбкой, носового платка, как всегда, не оказалось в кармане. Он постепенно успокаивался. Теперь он только вздыхал жалобно. Голова его тяжело лежала на Лизином плече.
– Кроличек, я хочу спать. И вам тоже пора.
– Нет, нет, – вдруг быстро заговорил он. – Она не подлая, нет. Она чудная, она добрая, она благородная. Она все смеет. Она гордая. Она царица Савская. Ей молиться надо. Молиться. – Он выпрямился, тараща круглые, заплаканные, шалые глаза. – Она святая. Да, святая. Люби ее, Лиза. Чти ее. Я недостоин ее. Разве я смею ее осуждать? Хочется ей любовника иметь, и пусть.
Лизе стало скучно.
– Кроличек, идите домой.
– Домой? Хорошо. – Он встал и, не прощаясь, быстро, как шар, покатился по дорожке.
– Ничего не говори ей, – крикнул он, открывая калитку, и покатился дальше.
Лиза взглянула на качающийся легкий месяц, на верхушки сосен, глубоко вздохнула, не то от усталости, не то от грусти, и вошла в дом.