Она рассеянно перелистывала журнал. Она не читала, она думала. Она думала о своей жизни, о своем муже, убитом на войне. Он был такой большой, белозубый, веселый. Она улыбнулась своим воспоминаниям совсем так же, как улыбалась когда-то мужу. Кром становится удивительно похож на отца. И она с тем же удовольствием, с каким вспоминала сейчас мужа, стала думать о сыне.
Дверь бесшумно открылась, и вошел Кромуэль.
– Как вы поздно, Кром. – Она, улыбаясь, отложила журнал. – Хорошо веселились?
Он покраснел:
– Отлично, спасибо.
– Я хотела только дождаться вас, чтобы сказать вам спокойной ночи. Спите спокойно, Кром. Я рада, что вам весело тут.
Она встала и поцеловала сына.
– У меня к вам просьба, мама. – Он еще гуще покраснел. – Здесь очень хорошо, но чертовски дорого. – Он сделал ударение на «чертовски». – И мне…
– Разве так уж чертовски? – рассмеялась она. – Вам нужны деньги? Пятьсот франков хватит? – Она еще раз поцеловала его и пошла к двери, но на пороге остановилась. – Вы не играете ли в баккара, Кром?
– Нет.
– Пожалуйста, не играйте. Так я вам завтра утром дам деньги.
Он сделал шаг к ней:
– У меня еще просьба. Я хотел бы поехать в Париж в этот вторник, один.
Она покачала головой:
– Нет, милый Кром, вы ведь знаете, что мы едем в Париж через две недели, первого октября. И раньше вы не поедете. Вы уж как-нибудь устройтесь.
И она, кивнув на прощанье, вышла из комнаты.
7
Было двенадцать часов. Горячее розовое солнце высоко стояло на блестящем небе. Белые волны вздымались и падали. Купающиеся прыгали, держась за веревку. Из казино заглушенно и взволнованно доносилась музыка.
Лиза лежала рядом с Кромуэлем на горячем песке.
– Кром, дайте руку. Вам не грустно?
– Грустно? – удивился он.
– Но ведь я уезжаю.
– Да. Но через две недели я буду в Париже.
Она вздохнула и задумалась.
– В две недели может столько случиться. Может быть, через две недели ни Парижа, ни Биаррица не будет. И дороги в Париж не будет. И нас.
Он рассмеялся:
– Ну куда же все денется?
– Исчезнет, рассыплется, улетит. А если все и останется, то ведь так, как сейчас, никогда не будет. Может быть, даже лучше будет, но не так, как сейчас. – Она покачала головой. – Нет, и лучше не будет, а хуже. Ведь всегда чем дальше, тем хуже. Разве вы не замечали?
Он ничего не ответил.
Она повернулась на бок и придвинулась к нему, поджимая голые ноги. От ветра ее короткие светлые волосы поднимались вокруг лица, как сияние.
– Ах, Кром, – вздохнула она, – я не хочу уезжать от вас.
Она встала, кутаясь в мохнатый халат, и подошла к самой воде.
– Знаете, я хотела бы уплыть далеко-далеко, выбиться из сил, утонуть. Как, помните, та девочка.
Она смотрела в море.
– Изольда, – тихо позвал он, подходя к ней сзади. – Вы плачете, Изольда?
Она ничего не ответила.
– Я так люблю вас, – сказал он, задыхаясь от волнения. – Не плачьте, Изольда.
Она повернула к нему веселое, улыбающееся лицо:
– Пожалуйста, не раскисайте. Все это вздор. – Она сбросила халат на песок. – Ну, кто скорее доплывет до скалы? Раз, два, три. – И, взмахнув руками, смеясь вбежала в море, разбрасывая брызги вокруг себя.
8
Лиза уезжала в тот же вечер. Кромуэль принес ей на вокзал розы. Одэт – большую плитку шоколада. Лиза прижимала к себе цветы и улыбалась рассеянно, совсем как Наталия Владимировна. Но Наталия Владимировна только казалась рассеянной, ее руки в белых перчатках слегка дрожали, и уголки губ дергались.
– Послушай, – говорила она тихо стоявшей рядом Солнцевой. – Где же он? Уже поздно.
– Он сейчас придет. Ведь он обещал ехать с тобой. Не волнуйся. Заметят.
Наталия Владимировна поправила шляпу и снова рассеянно улыбалась провожающим.
– Да, всегда грустно уезжать, – говорила она, как на сцене. – Здесь было так хорошо, – она замолчала на минуту, – и я боюсь железнодорожных катастроф.
Лицо ее вдруг стало испуганным. Длинные ресницы замигали, будто она готова заплакать. И сейчас же все стали успокаивать и уговаривать ее.
Она стояла у окна, не слушая, обрывая лепестки цветов.
– Теперь уже он не успеет. Скажи ему, Таня… Лиза, Лиза, садись скорей, – перебила она себя, – сейчас поезд тронется.
– Прощайте, Кром. – Лиза протянула Кромуэлю руку.
– Нет-нет, не прощайте, до свидания. – Он поцеловал ее руку. – Ведь только десять дней.
Поезд тронулся. Лиза стояла на площадке рядом с Николаем и, смеясь, махала платком. Наталия Владимировна отвернулась от окна. По щеке ее текла слеза. Лиза испуганно вскрикнула:
– Наташа!
Она уже давно не видела, как плакала мать. Наталия Владимировна нетерпеливо дернула плечом:
– Отстань, – и вошла в купе.
Лиза растерянно посмотрела на брата:
– Отчего она плачет?
– Борис не поехал с ней. Место в ее купе заказано. Кролик нарочно с утренним поездом отправлен. – Николай равнодушно высунулся в окно. – Старалась, а он надул. Ей и обидно. – Он рассмеялся. – Ну, идем к себе во второй класс. Достаточно отъехали. Не увидят ее поклонники, как мы с тобой перелезем из спального вагона. Идем.
Но дверь на площадку снова отворилась.