«Марем, марем», — произнесла она, тихонько хлопая в ладоши. Слово «марем» на языке живущих в этих краях матуку (хотя она и не была матуку) значит то же, что «коос» по-зулусски, а похлопывание в ладоши — форма приветствия, очень распространенная среди басуту.
— Что, красавица, хочешь продать маис? — спросил я ее на сисуту.
— Нет, великий белый охотник, — ответила она по-зулусски. — Это подарок.
— Прекрасно! — обрадовался я. — Поставь корзину на землю.
— Подарок за подарок, белый человек.
— А-а, — проворчал я, — старая история: ты — мне, я — тебе. Так что же ты хочешь взамен — бусы?
Она кивнула, и я уже было послал за бусами, но она меня остановила.
— Подарок из рук того, кто дарит, дорог вдвойне, — произнесла она, причем, как мне показалось, с каким-то особым смыслом.
— Ты хочешь, чтобы я сам вручил тебе подарок?
— Конечно.
Я встал, чтобы пойти вместе с ней за бусами.
— А почему ты говоришь по-зулусски? — с подозрением спросил я. — Ведь ты из племени матуку.
— Я не матуку, — ответила она, предварительно убедившись, что нас никто не слышит. — Я из народа Налы, а наше племя — из рода бутиана. Мы живем там. — Она показала на горы. — К тому же я одна из жен Вамбе. — Тут у нее в глазах сверкнул странный огонь.
— А как ты добралась сюда?
— Пешком, — лаконично ответила она.
Мы подошли к тюкам, я вскрыл один из них и достал пригоршню бус.
— Ну что ж, — сказал я, — подарок за подарок. Это тебе за маис.
Девушка взяла бусы, даже не взглянув на них, что разбудило во мне любопытство. Сняв с головы корзину с маисом, она высыпала ее содержимое на землю.
На дне корзины лежали какие-то странные зеленые листья, похожие на листья гуттаперчевого дерева, но потолще и помясистее. Как бы невзначай, девушка достала из корзины один такой лист, понюхала его и подала мне. Я решил, что она хочет, чтобы я тоже его понюхал, и даже собрался доставить ей это удовольствие, но тут мне в глаза бросились какие-то странные красные царапины, покрывавшие зеленую поверхность листа.
— Вот! — почти шепотом произнесла девушка (ее, кстати, звали Майва). — Прочти эти знаки, белый человек!
Не отвечая ей, я продолжал рассматривать лист. Он был весь исцарапан, вернее, исписан чем-то острым, по всей видимости, гвоздем. Едкий сок из царапин, попав на поверхность, приобрел кроваво-ржавый оттенок. Я быстро нашел начало этих каракулей и прочел все сообщение. Оно было написано по-английски и целиком занимало этот и еще два других листа.
— Силы небесные! — в изумлении воскликнул я. — Эвери! Да ведь это же он, мой старый приятель!
Тут Майва указала мне на другую сторону листа, где было еще что-то приписано. И вот что я прочел: «Как мне стало известно, белого человека в этих краях все называют Макумазан, а это никто иной, как мой старый друг Аллен Квотермейн. Молю бога, чтобы это оказалось так, потому что знаю: он не бросит друга в беде. Смерти я не страшусь, мне уже все равно, умру я или нет, но сначала надо рассчитаться с Вамбе».
«Нет, старина, — подумал я, — разве я могу оставить друга на произвол судьбы, если есть хоть малейшая возможность вызволить его из неволи? Я выкручивался и не из таких переделок, хватит смекалки и на этот раз. Надо просто разработать толковый план. И потом, ограда из слоновой кости… От нее тоже глупо отказываться».