Вечером Вилора сидела на поленнице, обхватив колени руками, и смотрела в одну точку. То, что она всех спасла, никто не оценил. Для остальных более важным оказалось то, что она лечила немцев, а также пила с ними. Об этом узнали все. Сима постаралась. Женщины шушукались по углам и отводили глаза, едва встретившись с ней взглядом. Вилора почувствовала себя отверженной. Хорошо еще, что никто не знал, что она согласилась сопровождать того офицера (называть его Куртом, как тогда, в легком подпитии, она теперь не рисковала даже в мыслях).
Сзади кто-то подошел. Вилора продолжала сидеть, не оглядываясь.
– Вилор, а Вилор… – послышался голос Симы.
– Чего тебе? – угрюмо отозвалась она.
– А когда ребят-то освободят?
Вилора поджала губы и сначала решила не отвечать. Вот еще, разговаривать с ней, предательницей! Но Сима снова позвала:
– Вилора… – И в ее голосе почувствовалась такая мука, такая тревога за своего Пашку, что Вилора не выдержала.
– Да не знаю я! Немец обещал переговорить с комендантом. Ну чтобы тут сделали что-то вроде госпиталя для наших раненых пленных. И для этого освободили ребят.
– С каким комендантом? – не поняла ее Сима. – С этим толстым, что ль?
– Да нет, который в Бресте, – пояснила Вилора.
– Так чего сидишь-то?
Вилора аж вздрогнула от того, как резко изменились тон и голос Симы.
– Давай беги к своему немцу – пускай едет! А то только вино с ним пить горазда!
Вилора взвилась, разворачиваясь к Симе:
– Ах ты… ты что такое говоришь? Какой он мой-то?
– А ты ударь меня, – зло бросила Сима, – тебе нынче все можно. Ты с немцами вон вино пьешь. А Пашка мой… – Она резко развернулась и двинулась прочь, гордо вскинув голову.
А Вилора осталась стоять, давясь слезами и изо всех сил закусив губу, чтобы не разреветься в голос…
– Фрейлейн лейтенант?
Вилора оторвалась от стола в процедурной, сидя за которым плакала, и подняла голову. В проеме двери стоял все тот же толстый фриц, ставший первопричиной всех ее мучений. Ну да, конечно, а кого еще она там могла ожидать?
– Ну чего еще?
– По-моему, вам необходимо осмотреть ваш пациент.
Вилора шумно выдохнула.
– Не буду я никого осматривать.
Толстяк удивленно вздернул голову.
– Ви хотеть расторгнуть тот договор, который ви заключить с герр гауптман?
Вилора стиснула зубы. Расторгнуть?.. Ох, как ей этого хотелось! Раз они все так с ней, так пусть возвращаются обратно в прачечную. И Симкин Пашка тоже пусть сидит в подвале. Но… она ведь комсомолка. А значит, должна быть стойкой. И думать прежде всего о других. А это… ну ведь она же была готова на муки. Только тогда подразумевалось, что мучить ее будут враги. А друзья будут ее поддерживать и гордиться ею, но отчего-то все получилось наоборот. Что ж… она должна вынести и это. И все равно спасти всех. И даже Симкиного Пашку. Когда-нибудь потом, в будущем, они поймут, что она сделала для них, и оценят ее жертву. И вот тогда… Что будет тогда, у Вилоры не вырисовывалось. Потому что настоящие герои, которых понимали и оценивали, всегда при этом героически погибали. А ей погибать пока не хотелось. Тем более пока с героической гибелью не складывалось, потому что все, кто погиб до сих пор, сделали это как-то не слишком героически. Не спасая кого-то или не забирая с собой тучу окруживших их врагов, как она читала в книжках, а походя, от пулеметной очереди или одиночного выстрела из пистолета. Никому и ничего своей гибелью не доказав.
– Так ви идти?
Вилора тяжело вздохнула.
– Да, сейчас. – Она поднялась на ноги и, подойдя к рукомойнику, наскоро умылась. После чего пару раз провела гребешком по волосам и, подтянув стоявшую рядом санитарную сумку, накинула лямку на плечо.
– Пошли.
Едва они вошли в горницу, как в глаза Вилоре тут же бросился стол. Он стоял на том же месте и явно был сервирован, только сверху еще укрыт наброшенным широким рушником. Она остановилась и, сурово поджав губы, развернулась к толстяку.
– Передайте герру гауптману, что я с ним ужинать не собираюсь.
Офицер молча выслушал ответ, затем перевел взгляд на Вилору и несколько мгновений рассматривал ее. Затем улыбнулся и заговорил. Толстяк тут же начал переводить:
– Герр гауптман не настаивает. Тем более что он собирался предложить поужинать только после осмотра. Ему не терпится поскорее выполнить данное вам обещание и посодействовать освобождению остальных ваших товарищи. Так что если ви после осмотра винесете вердикт, что он есть транспортабелен, он готов завтра же выехать в Брест-Литовск для встречи с комендант.
Вилора слегка помягчела. Готов, значит… это хорошо. Конечно, с таким ранением ему надо бы еще полежать, и, если бы это был советский офицер, она бы непременно настояла на этом, но что касается фрица… В конце концов, если даже и подохнет – туда ему и дорога. Так что она непременно вынесет вердикт, что он готов к транспортировке.