Элита элит

А еще ходила с родителями на демонстрации, сидя у отца на плечах и поблескивая во все стороны любопытными глазенками. На демонстрациях было здорово. Люди шли в нарядных одеждах с кумачовыми флагами, разными красивыми транспарантными и красными гвоздиками. Пели песни. Она и сама пела. Так весело было вопить в синь небес о том, что «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней!», или о «вихрях враждебных», которые «веют над нами», и «темных силах», которые нас непременно «злобно гнетут». Тем более что немного позже, когда Вилора вступила в комсомол, выяснилось, что это не просто красивые слова.

Вихри действительно веяли, а темные силы притаились рядом, тщательно замаскировавшись. Буржуазия всего мира, тесно сплотившись, ополчилась на гордую Страну Советов, не желая лишаться своей власти и всячески вредя стране — надежде всего прогрессивного человечества. А ее злобные пособники делали все, чтобы остановить победную поступь молодой советской державы.

В стране разворачивались первые пятилетки, и недобитые остатки старого мира и выкормыши буржуазных разведок не упускали случая, чтобы не устроить аварию, диверсию или еще какое-то вредительство. Вилора горячо осуждала подобных недобитков, выступая на комсомольских собраниях, посещая митинги и вместе со своими товарищами помогая своей стране на субботниках и воскресниках. Тогда она, по примеру героических Марины Расковой и Полины Осипенко, мечтала стать летчицей. Но через год, после того как она записалась в парашютный кружок ОСОАВИАХИМа, умерла мама…

Она была на девятом месяце. Как Вилора потом узнала, это была вторая попытка ее родителей завести очередного ребенка. Первую они предприняли, когда Вилоре исполнилось четыре года. Она смутно помнила, что тогда мама сильно заболела, так что ей даже пришлось лечь в больницу. Из больницы мама выписалась спустя две недели, и после того случая в уголках ее рта поселилась горькая складка. И вот теперь они решили попробовать еще раз.

Отец почернел от горя. На похороны из Иркутска приехал дед. Отец деда недолюбливал, но на похоронах рыдал у него на плече, забыв про свою неприязнь. А дед, несколько суетливый, толстенький старичок, которого Вилора за свою жизнь видела всего два раза, обнимал отца за широкие плечи и успокаивающе похлопывал по спине.

— Ну будет, будет, у тебя ведь еще дочка. Чего случилось — не вернешь. Ежели святую душу Господь прибрал — значит, так оно на роду было написано…

И отец, который всегда при упоминании Господа вскидывался и начинал горячо доказывать, что никакого Бога нет, что все это враки и опиум для народа, только молча кивал, глотая слезы. А дед чуть погодя подошел к Вилоре, которая тоже окаменела от горя, и, обняв ее, горестно вздохнул.

— Вот ведь оно как бывает… — Он покачал головой. — Ведь просил же, как срок подойдет — отправьте ко мне. Ну откуда с этаким классово устроенным образованием у вас тут могут случиться хорошие врачи?

Как потом выяснилось, роды у мамы принимала советский врач новой формации, дочь председателя комбеда, поступившая в мединститут по направлению уездного ревкома. Большую часть времени учебы она занималась комсомольской работой и иными общественными нагрузками, поэтому по окончании, несмотря на весьма посредственный диплом, получила распределение в больницу, обслуживавшую советскую элиту, где сразу же была избрана в члены парткома. Зная ее квалификацию, на дежурство ее обычно не ставили, но в этот вечер все сошлось. Врач, который должен был дежурить, заболел, а «светоч советской медицины» вдрызг разругалась с мужем и решила успокоить нервы, подменив прихворнувшего коллегу. А тут поздние роды, осложнение и…

После смерти мамы Вилора твердо решила, что станет врачом. Причем врачом хорошим, а не как эта… А небо… ну не всем же быть летчицами!

Школу она окончила на круглые пятерки и, как и собиралась, поступила в мединститут. Правда, не на факультет акушерства и гинекологии, а на хирургию. Хотя дед, с которым она после смерти матери сильно сблизилась и который всячески поддерживал ее в этом начинании, против хирургии выступал категорически, заявляя, что не дамское это дело.

Он вообще теперь стал чаще приезжать в Ленинград и жить у них по две-три недели. Возможно, это было вызвано тем, что отец после смерти матери начал совсем пропадать на работе, так что Вилора оказалась почти полностью предоставленной сама себе. Несмотря на сцену на похоронах, дед и отец не только не сблизились, но еще больше отдалились друг от друга. Так что, когда дед у них гостевал, отец частенько даже не приходил ночевать… а потом уже и не только во время приездов деда. Впрочем, так даже было лучше. Потому что, несмотря на немалую общественную нагрузку, которую взвалили на Вилору в комитете комсомола, она и в институте училась на одни пятерки. Хотя в первую очередь это было вызвано навсегда врезавшимся в ее память бледным лицом матери в гробу, засыпанном цветами…