Элита элит

— Он серьезно ранен, — внезапно подала голос предмет нашего обсуждения. Опаньки! А вот это уже интересно. В голосе девушки я явно уловил нотки беспокойства. Это что же получается: господин гауптман состоит в обойме тех, за кого она искренне переживает?

— А ты молчи, подстилка фашистская! — зло отозвался Кабан.

Девушка сжалась, как от удара. Я молча смотрел на офицера. Тот сидел с каменным выражением лица. Отличный эмоциональный баланс, ничего не скажешь. Но, уж извини, не тебе тягаться с гвардейцем. В самом крайнем случае просто воспользуюсь банальным гипнозом. Вряд ли у тебя в голове стоит психоблок второго уровня, а все, что ниже, я пробью. Но это в крайнем случае. Разговаривать с загипнотизированным — удовольствие ниже среднего. К тому же при гипнозе практически отключается вся невербалка, а это плохо. Невербальные реакции — второй информационный канал, и его отсутствие сильно снижает эффективность любого допроса. По невербалке вполне можно отследить, с каким вопросом следует разобраться более детально, а какой не представляет серьезного интереса. Именно поэтому мы обучены при необходимости полностью подавлять эмоциональную составляющую. Ну про то, что гвардейцев зовут гранитными истуканами, я уже поминал…

— Какое у него ранение?

— Проникающее, левого легкого, — отозвалась девушка, взгляд которой после слов Кабана стал похож на взгляд затравленного зверька.

И я решил пока не предпринимать ничего для купирования данной ситуации. Офицер и девушка явно эмоционально связаны, так что чем большее напряжение будет испытывать она, тем более податливым будет становиться он.

— Как давно была операция?

— Четыре дня назад.

Я замер. Либо я чего-то не понимаю, либо… офицер совершенно не производил впечатления аборигена, получившего подобную рану четыре дня назад.

— У вас есть бинты? — спросил я девушку.

— Да… а что? — растерянно отозвалась она, не понимая, зачем я это спрашиваю. Но я ее уже не слушал. Я вытащил нож и, вскрыв повязку, уставился на рану. Вот это да-а-а! Я бесцеремонно раздвинул веки немца и осмотрел склеры и зрачок, потом прослушал пульс. Меня интересовала не его частота, а интерферентные волны, проходившие по стенкам сосудов. Нет, все точно. Этого не могло быть, но… передо мной сидел абориген, явно преодолевший первую ступень антропрогрессии. Вот это подарок! Мои планы в его отношении тут же изменились. Теперь я ни в коем случае не собирался его убивать, а вот пообщаться нам стало просто крайне необходимо.

— Что все это значит? — холодно спросил он.

Ну да, теперь понятно, откуда у него такой хороший эмоциональный баланс. Я повернулся к девушке.

— Наложите ему новую повязку.

Она действительно оказалась очень неплохим медиком. Ну есть такие люди, у которых предпочтительная профессия буквально в крови. И она, похоже, оказалась именно из них.

— Выходите, — повелительно приказал я, когда девушка закончила.

Фон Зееншанце инстинктивно дернулся, поднимаясь на ноги (как гласит известная пословица, когда говорит гвардеец, подскакивают даже буддистские монахи), но тут же насупился и сделал движение, чтобы вернуться в прежнее положение. Однако я ему не дал, бесцеремонно ухватив за шею и буквально выкинув из машины. Девушка тихо ойкнула. Но сейчас я не обращал на нее особенного внимания.

— Пошли, — кивнул я в сторону поваленного дерева. — Присядем.

— Зачем?

— Нам надо поговорить. С глазу на глаз.

Гауптман удивленно воззрился на меня. Такого поворота он не ожидал. Но решил не обострять ситуацию и подчиниться. Тем более что я его явно заинтриговал.

Мы сели на дерево. Я мельком осмотрелся. Мои орлы пялились на нас, разинув рты. Ну еще бы! Их смертоносный командир, вместо того чтобы выбивать из захваченного фашиста секретные сведения, собирался с ним мило беседовать. Знали бы они, что в конце нашей беседы я собираюсь его отпустить… Мне придется очень потрудиться, восстанавливая свое сильно пошатнувшееся в их глазах реноме, ну да что делать. Установить контакт с этим фон Зееншанце сейчас было гораздо важнее.

— Предлагаю вам обмен. Вы ответите на мои вопросы, а я отпущу вас и тех, кто с вами приехал.

Гауптман минуту помолчал, а затем уточнил:

— Всех?

— Всем будет предоставлена полная свобода выбора, — твердо произнес я, совершенно точно зная, откуда у него возник этот вопрос. Но девочку я бы, пожалуй, оставил у себя. Хороший способ посадить его на крючок. Поэтому я и ответил так, оставляя за собой свободу маневра.

— Почему я должен вам верить?

Я пожал плечами:

— А что вам еще остается?

Он снова помолчал. Затем твердо произнес:

— Вы же понимаете, что на вопросы, касающиеся сведений, составляющих военную тайну, я отвечать не буду.

— Хорошо, но имейте в виду, что, если я окажусь не удовлетворенным разговором, я оставлю за собой право частично изменить наше соглашение.

Он снова задумался.