Александра посмотрелась в зеркало, очень себе понравилась, пожалела, что нет какой-нибудь дурацкой летней шляпы, подумала и обмотала голову маминым крепдешиновым шарфом, как чалмой. Белые штаны, белая футболка, белая чалма… Черные очки. Совершенно неузнаваема. Лицо и руки казались очень смуглыми. А она всю жизнь считала, что очень белокожа. Правда, она никогда в жизни не носила ничего белого. Кажется, она вообще никогда в жизни не носила ничего, кроме карнавальных платьев гувернантки. И еще несколько раз надевала карнавальное платье для падишахских праздников тщеславного Германа Львовича.
В общем-то, и сейчас она чувствовала себя одетой в карнавальный костюм. Зато сейчас этот костюм ей нравился. Надо еще найти ту плетеную пляжную сумку, которую она чуть не выбросила в прошлом году. Не выбросила только потому, что сумка была мамина. Маминых вещей и так почти не осталось. Да Александры Комисаровы вообще особо вещами не обзаводились. В чужие дома вещи ведь не потащишь. А свой дом появился только у последней из Александр. Но привычка жить без лишних вещей перешла к ней, наверное, по наследству.
Зато у нее есть деньги. Много. И сейчас она их будет тратить. Зачем она зарабатывает такие деньги, если практически ни на что их не тратит? Вот, например, ей давно хотелось… Ей ведь чего-то хотелось? Чего-то красивого. Или очень нужного? Забыла.
Ай, ладно, потом вспомнит. Сейчас ей хочется есть. Так что сейчас она пойдет тратить деньги на пошлые пельмени, ветчину и картошку. И что-нибудь для салата. И что-нибудь из сладкого. Миндаль в шоколаде. И что-нибудь солененького. Грибы, огурчики и рыбку. И хорошего сыру. И шампиньонов, запеченных в сметане… Да, но их придется самой же и запекать. А потом все не съеденное опять выбрасывать перед тем, как уехать из дому на полгода. Проще позавтракать в соседней пиццерии, а пообедать… Ну, там видно будет.
На площадке второго этажа Александре опять встретилась Раиса Алексеевна. Не узнала. Посмотрела подозрительно, поджала губы. Александра прошла мимо, как незнакомка. Дыша духами и туманами. Ой, как интересно, оказывается. Надо купить духи. «Красную Москву». Насте они нравятся.
Внизу у входной двери топталась еще одна знакомая соседка. Неловко возилась с замком входной двери, пытаясь нажать на рычажок локтем. Больше нажимать было нечем: в одной руке она держала огромный клетчатый баул, в другой — годовалого сына.
— Привет, Алена, — подходя, сказала Александра. — Сто лет не виделись. Это у тебя Федька уже такой? Ну-ка, посторонись, я открою.
Алена оглянулась, ахнула, расплылась до ушей, вместо того, чтобы посторониться, сунула Александре Федьку и, освободившейся рукой открывая дверь, радостно зачирикала:
— Ой, Саш, привет! Тебя не узнать! Ты давно дома? Надолго? Ой, приходи к нам завтра, праздновать будем. Федьке завтра год! Представляешь? Чужих не будет, только мать с отцом придут. Ну, мой еще своих привезет… Ты приходи, а то правда сто лет не виделись! Даже поговорить не с кем, прямо тоска… Расскажешь хоть, что у тебя как. Что ж, правда, видимся раз в полгода! Соседи называется! У тебя хоть жизнь, ты в обществе, а я все время дома сижу… Если выхожу — так вон, в химчистку… Завтра свекровь припрется, а этот вредитель на покрывало какао пролил. А она мне это покрывало только в прошлом месяце подарила! Свекровь-то! Представляешь? Ну, вот и несу, чтобы завтра постелить. А то если не увидит — обязательно спросит! Хорошо, что химчистка рядом. В феврале открыли. Итальянская! Ты не была, нет? Пойдем, покажу! Тут два шага!
Алена шустро семенила рядом, часто перекладывая свой баул из руки в руку и безостановочно жестикулируя освободившейся рукой. Александра несла на руках Федьку, слушала Аленино чириканье, думала, что бы такое подарить мальчику завтра, и с любопытством посматривала по сторонам. Каждый раз, приезжая домой на выходные, она обнаруживала во дворе и вокруг дома массу изменений. При ней никогда ничего не делали. Не рыли канавы, не сажали деревья, не строили детскую площадку. Она приходила — и видела: появилась канава, выросли деревья, детская площадка расположилась прямо на пути от подъезда к троллейбусной остановке. На детской площадке всегда, летом и зимой, на крошечных лавочках, на качелях и даже на бортиках песочницы сидели взрослые дяденьки. Может быть, они сидели не всегда, а только в те дни, когда Александра приезжала домой. Но скорее всего — всегда. А иначе откуда на детской площадке такое количество продуктов их жизнедеятельности? Не считая пустых бутылок. Бутылки они забирали с собой.
— Опять кто-то пристроился, — сердито сказала Алена. — Совести у людей нет. А на вид — приличный человек… Спорим: свои чипсы сожрет, а пакет прямо под ноги бросит. И еще чего-нибудь бросит. Другого места им нет. Опять дворничиха лаяться будет. Проходной двор какой-то… Детям выйти некуда. Устроили тут бомжатник, алкаши проклятые… Не, ну ты посмотри!