Элитарные игры осени

Рассказав эту историю и потом ещё одну, о том, как те же незадачливые горняки переправлялись через реку, я заметил неуловимое поначалу сходство наших характеров. Айшат умела досказать начатую мною фразу, будто сама была свидетелем происшествий.

Когда мы вместе посмеялись над горняками, она, как бы отвечая мне, стала рассказывать о своих незамысловатых приключениях.

– А к нам недавно приходил медведь – настоящий, большой, но совсем не страшный, – так начала своё повествование Айшат. – Но он стоял на той стороне ручья. А я как раз ходила за водой. Я его спросила: «Что тебе надо?» Он подумал и помахал головой. Тогда я сказала: «Если тебе ничего не надо, то зачем пришёл»? Он снова махнул головой, словно хотел сказать, что заблудился. И вдруг ата увидел нас и выстрелил в воздух. Тогда медведь ушёл, но через день вернулся на то же место. Ата сказал, что его придётся убить, а то он однажды перейдёт ручей и что-нибудь у нас украдёт. Тогда я крикнула: «У нас есть ружьё, и мы тебя убьём, если ты будешь стоять. Уходи к себе домой!» Медведь поднял голову и так смешно стал её мотать. А потом он ушёл и больше не приходил.

– Послушался тебя.

– Да. Я тоже так думаю.

– А почему ваши собаки подпустили его так близко? Испугались?

– Нет. У нас две собаки – Кайрат и Елен. Они знают, что за ручей никого пускать нельзя. Они умные. Если бы медведь зашёл на наш берег, они бы его прогнали. И если бы медведь был злой, тоже прогнали бы.

– Умные, говоришь? Тогда понятно, почему твой пёс подпустил меня к самому порогу.

– Да. На злых людей они всегда лают. А ты добрый, хотя немного похож на медведя. Он умеет хорошо слышать, но любит, когда кругом тихо.

– Похож? – с недоумением спросил я. – Медведь – молчаливый зверь. А я же ещё рта не закрывал.

– Это потому, что ты считаешь меня маленькой и хочешь меня развеселить, – серьёзно ответила Айшат. – Но ты тоже хорошо умеешь слышать. Потому такой осторожный, почти как медведь. Ты смеёшься про себя. И твои глаза будто не верят.

Такого поворота я не ожидал. Бог с ним, с медведем, но своё недоверие ко всем, кого я плохо знал, я, как мог, скрывал. Впервые в жизни я почувствовал опасение, что чужой взгляд может проникнуть в меня глубже моего собственного.

– Нет, Айшат. Есть люди, которым я верю. Правда, их мало. И тебе верю, как и, наверное, всем детям, потому что когда вы врёте, это сразу видно. Но ты в чём-то права. Есть у меня такое природное недоверие, которое несколько раз уберегало меня от фатальных ошибок.

– Каких? – Айшат выдвинула фитиль керосинки, будто хотела лучше рассмотреть меня.

– Фатальных, сильно влияющих на судьбу.

– Тогда я не понимаю. Ты сказал: уберегало. А на самом деле – нет.

Я замолчал, пытаясь вспомнить некоторые свои поступки и взглянуть на них вновь с точки зрения «другого» человека – вроде бы меня, но… не совсем.

– Ты не обижайся. Я немного не так сказала, – поспешила извиниться Айшат. – Знаешь, для чего медведю хороший слух? – Чтобы издалека услышать человека и убежать. И тогда ему не будет страшно.

Я задумался снова. И правда, я всегда угадывал события, которые впоследствии представали воочию, и угадывал иногда с точностью до мимолётных ситуаций.

Кажется, я не уходил в сторону и не убегал, даже если ожидал для себя драматической развязки. Но в защите я видел начало поражения и никогда не пытался хоть как-то оградить себя. Защита казалась мне недостойной. Минутным проблеском открылось, что я наделял сознание людей своим видением мира и потому не мог и не хотел понять, что самолюбивое воображение всегда одиноко. Одиноко настолько, что, когда оно начинало болеть, всё живое и радостное убегало прочь. И тогда я уставал от жизни. Потом, конечно, усталость исчезала, но не без следа, и каждый пройденный день только множил моё недоверие к этому миру.

Милый ребёнок, зачем я забрёл к тебе? Как хорошо жить, когда не видишь себя со стороны да ещё и таким проницательным взглядом.

Айшат поняла моё молчание по-своему и была, в общем-то, права. Я даже в мыслях не мог идти. Усталость навалилась внезапно, словно долго копилась и в один миг вылезла наружу.

Она постелила мне две шкуры, положила рядом одеяло и закрутила керосинку. Затем тихо легла у входа лицом ко мне. Я долго плыл между сном и явью. В голову слетелось столько несвязных мыслей, что я не мог ухватиться ни за одну из них.

– Не знаю, правдивая эта история или нет, но твой «интеллигентный» медведь, боюсь, сбежал из цирка. В природе таких не бывает.

Я всего лишь прошептал эту фразу, однако настороженная тишина юрты утроила силу моих слов. И я услышал ответ, словно маленькая Айшат давно собиралась сказать что-то сокровенное, но боялась потревожить меня.

– Если бы ты не был такой взрослый, я бы рассказала тебе не настоящую историю про медведя, а сказку, – подняв голову, тихо произнесла она. – Я хотела придумать весёлую сказку, но получилась грустная, наверное, потому, что сочиняла её осенью. Мы долго стояли на джайле. Часто шли дожди. Иногда снег. Ата отвёз меня в школу только в октябре.

Я повернулся на бок и тоже поднял голову.