Элитное подземелье

Я включила телевизор и до вечера ни разу не встала с кровати, только переключала программы и пила минеральную воду.

Коленку врачи начали расковыривать в десять часов утра, а закончили ближе к двум дня. Слишком много надо было им подсоединить и заменить в моих неправильно отрезанных мышцах и плохо сросшихся жилах. Также мне разворотили коленную чашечку, заменив хрящевой диск на донорский.

Целый день я лежала, стиснув зубы и уставившись в стену напротив. Хотя две медсестры с прохладными пальцами периодически вкалывали обезболивающие, вся левая нога, от пальцев до паха, болела, как будто она разрывается каждую секунду изнутри на миллионы жгучих оторвавшихся кусков.

К вечеру острая боль сменилась на тупую, тянущую. Эта боль, когда из тебя как будто вытаскивают сухожилия натянутой вибрирующей струной, была мне знакома с детства.

Минут на пятнадцать каждые два часа организм, сжалившись, погружал меня в сон…

Вечером в палату пробралась мама, сидела со мной до утра и читала вслух. Это замечательно, когда тебе в больничной палате читают любимые книги. Телевизор смотреть не было сил. Глаза от боли устают быстро, а слушать звуковой ряд нашего телевидения – не самое лучшее занятие для выздоравливающего.

На следующий день боли стало меньше, но в одиннадцать утра, при осмотре, врачи доставили мне полтора часа таких острых ощущений, что пришлось все-таки вколоть наркотик – я была на грани болевого шока.

Водруженная на моей ноге конструкция смутно напоминала Эйфелеву башню. На самой конструкции висели баночки с лекарствами, а внутри, вживляясь в ногу, расположились капельницы, растяжные зажимы и искусственная оболочка, предохраняющая от попадания внутрь инфекции.

Операция по растягиванию недоразвитых связок, по аккуратному отодвиганию сосудов, вживлению медицинских аппаратов и трансплантатов стоила затраченных денег. Оставалось надеяться, что вся эта болезненная фиговина поможет.

В положении «жук на спине» мне предстояло провести неделю. Затем можно было перебираться на инвалидное кресло.

Врачи обещали боль в течение месяца. Это тяжело вынести. Но когда ты понимаешь, что в сорок лет будешь перекошена, как восьмидесятилетних старух не всегда перекашивает, когда у тебя слабая надежда родить ребенка и ты являешься стойким болевым барометром на любое изменение погоды – вот тогда ты согласна терпеть! Ради надежды стать полноценным человеком. Теперь я немножко повою в потолок. Но я выдержу!

За десять дней пребывания в клинике я похудела на восемь килограммов.

Не побывал в моей палате только ленивый. Таких среди знакомых не нашлось. Григорий приезжал два раза, с цветами. Сидел на краю стула, кисло улыбался минут по десять. Я тихонько нажимала на «вызов», и медсестра с испуганным лицом просила посетителей освободить палату: сейчас, типа, должен подойти доктор. Сцену с доктором мы с моей медсестрой отрепетировали еще на Леониде.

Мила и родители приходили почти ежедневно.

Консилиум врачей мучил меня не меньше трех раз в неделю. На меня приезжали смотреть из соседних и иногородних клиник. Конструкция на моей ноге была сделана из сплава какого-то биоматериала с серебром и стоила дороже золота.

Лечение проходило нормально, Эдуард Арсенович строчил статью в американский медицинский журнал. Меня снимали телевизионщики и фотокорреспонденты в постели, на столе, в кресле, с мамой, с заведующим отделением и главврачом.

Леша приезжал исправно, по нечетным дням. Он привозил мороженое, вина и дорогие сыры. Врачи благоухали парфюмом, подаренным им, медсестры пачкали чистенькие ладони в шоколаде.

А еще он привозил Стерву. Приносил в сумке и выпускал в палате. Стерва запрыгивала на кровать и радостно лизала мне лицо. Алексей не говорил ободряющих слов, не врал, что я отлично выгляжу. Он приезжал, и мне становилось хорошо.

Вскоре я смогла самостоятельно выезжать по вечерам в больничный холл. Там собиралось много народу. Меня мало кто замечал. Я подъезжала к окну и смотрела на больничный сквер, на позднюю осень за окном. Больные переговаривались, комментировали фильмы и передачи, а я смотрела на дождь.

Однажды я увидела, как к подъезду припарковалась красивая темно-зеленая машина. Со стороны водителя вышел Леша. Одновременно со мной в окно смотрела высокая полноватая женщина, которая сказала:

– Вот ведь не повезло какой-то бабе! – И кивнула на Алексея, который был хорошо виден со второго этажа.

– Да, – согласилась я. – Это столько нервов надо.

– Точно. – Женщина похлопала себя по карманам и достала сигареты. – Курить поедешь?

– Не курю.

– Молоток, – одобрительно кивнула женщина. – А мужчина этот, ну просто смерть бабам. Бывают смазливые лица, у меня самой муж красавец, но чтобы и рост, и фигура, и общий вид… Это слишком. Да еще и деньги у него явно есть. Заметила, как он одет?

– Не-ет.

– Обрати внимание. Одни часы десять тысяч стоят.

– Долларов?

Женщина посмотрела на меня, сидящую на уровне ее талии, со снисхождением.

– Нет, монгольских тугриков. Ты представляешь, сколько стоит такого парня содержать?

– Нисколько, – ответила я, представив, как мне казалось, правильно.