Элиты Эдема

– Ты считаешь, что сама можешь принимать решения и устанавливать правила, которые подходят тебе? Цивилизация устроена по-другому. На мне лежит ответственность за Эдем. Моя задача – спасти людей. Без меня Эдем бы оказался в руках самодовольных мятежников, как ты и твои друзья, которые думают, что общество может жить без таинства. Отдельный индивид ничего не значит. Когда я очистила трущобы внешних кругов и стерла воспоминания о нищете и преступлениях из тысяч мозгов, кто-нибудь пожаловался? Нет, я уничтожила отчаяние, и скорбь, и эгоизм, и жестокость, и глупость, которые превратили эти круги в трущобы, и сделала этих людей безопасными, честными, продуктивными членами общества. Я сделала это место раем!

Она отступает и произносит это так, словно действительно верит в это:

– Я добрая женщина. – Улыбка играет на ее губах, прежде чем они снова сжимаются в тонкую бесчувственную полоску. – Но буду убивать, пытать и экспериментировать над любым вторым ребенком, который попадется мне, если это поможет оставаться Эдему безопасным и стабильным!

Она такая же, как Аарон Аль-Баз. Ею движут благородные цели, и она верит, что поступает правильно. Но она не понимает, что уничтожает человечность, чтобы спасти человечество. Сострадание и доброта – это то, что делает нас людьми. «Пожертвуй собой ради человечества, – хочу сказать я ей, – а не жертвуй другими людьми». Но это не поможет.

Меня снова везут вдоль коридора.

– Это все без толку, – говорю я наконец. – Я знаю ваш секрет.

Она резко останавливается, и санитары догадываются остановиться секундой позже. Я задела ее за живое.

– Я знаю о том, что за пределами Эдема есть живой мир.

Один из санитаров смеется, а затем обрывает смех. Ему не положено иметь свое мнение. Шеф, кажется, расслабилась.

– Живой мир? Ты имеешь в виду ту сказку, которую ты рассказывала людям о жизни за пределами Эдема? Лес с цветами, птицами и оленями? Да, Ларк и об этом рассказала.

– Я сама видела! Когда я сбежала из Центра, и землетрясение разрушило иллюзию Экопана и…

Она нетерпеливо трясет головой.

– Игра разума. Сон.

– Это вы мне ее внедрили? – спрашиваю я.

– Нет, но… – Легкое недоумение проскальзывает на ее лице, затем снова появляется непреклонная уверенность. – Ты что, всерьез в это веришь? Вот еще одна причина, по которой ты должна быть под контролем. Если ты будешь распространять такую чушь по Эдему, некоторые люди наверняка поверят в нее, и начнутся общественные беспорядки.

По ее реакции я могу сказать, что она действительно не знает о живом мире за пределами Эдема. Я думала, что непосредственно Центр пытается по каким-то причинам сохранить это в тайне от жителей Эдема. Но если это не так, то тогда как бы все изменилось, если бы можно было доказать им это! Шеф изменилась бы. Изменились бы все! Причины, по которым ей надо контролировать жителей Эдема, просто исчезнут. Нет больше ограниченных запасов. Перед нами целый мир! Люди могут заводить двоих детей без наказания. Троих! Столько, сколько захотят! Мир будет нашим.

Эти мысли заставляют меня содрогнуться.

Однажды мир уже принадлежал нам. Посмотрите, что мы с ним сделали.

Кто-то хранит живой мир в тайне от нас. Если не она, то кто?

Они привозят меня в другую операционную.

– У тебя уже есть опыт. Конечно же, ты была запрограммирована, чтобы забыть обо всем. Потому что наши методики весьма неприятны. Но я полагаю, что, когда к тебе вернулась память, и это тоже вернулось.

Я киваю.

– Отлично, – говорит она со злобной усмешкой. – Ожидание испытания чаще даже хуже, чем само испытание. После всех тех неприятностей, которые ты мне доставила, Рауэн, я рада, что ты пройдешь через всю процедуру. Ты знаешь, я думаю, что первую часть я выполню сама. – Она приказывает всем выйти из комнаты. – Я могу решить сделать что-то непредписанное. Всегда хорошо, когда нет свидетелей.

Все эти ужасы происходят именно с ее одобрения. Что за мстительный кошмар она готовится сотворить со мной, что даже не хочет, чтобы ее приспешники видели это?

Она берет шнур, гибкий по всей длине, но жесткий на конце, и невыносимо медленно подносит его все ближе и ближе к моим глазам.

26

– Наконец-то, – досадливо произносит она и отводит руку от моего глаза, когда кто-то входит в дверь. – Недопустимо для профессионала опаздывать на операцию.

– Я бы никогда не пропустил операции над этим объектом, – доносится мужской голос. – Ничто на свете не заставило бы меня пропустить ее.

Я чуть не задыхаюсь. Это мой отец.

На долю секунды я снова дома. Я забываю все дурное, что он сотворил, и помню только те шестнадцать лет, когда он был одним из трех людей, которых я знала. Еще до того, как я узнала всю правду о нем, наши взаимоотношения не были весьма простыми. И все же он – олицетворение Мамы, Эша и дома. На мгновение я снова чувствую себя в безопасности.

Затем я вспоминаю, как он пытался убить меня в утробе. Как он спровоцировал проблемы с легкими у Эша после неудачного перинатального убийства. Как он предал собственного сына, чтобы спасти себя самого. Как он помогал этой страшной женщине оперировать свою собственную дочь.