Элизабет Тейлор

Элизабет Тейлор

Глава 1

Сара Тейлор была в полном отчаянии. Её страшно не хотелось, чтобы на Элизабет напрасно тратили плёнку, ведь её роль была столь незначительна, что не стоила подобных излишеств. Поэтому, как только огни на съёмочной площадке “Джейн Эйр” потускнели, миссис Тейлор спряталась за спиной режиссёра и принялась делать дочери знаки. Скрестив на груди пухлые руки, Сара закатила глаза к небу. Маленькая девочка перед камерой изо всех сил старалась разглядеть, что ей показывает мать – та быстро прижала к шее палец, что означала: “Ты переигрываешь”.

Перед этим Элизабет видела, как мать прижала ладонь к животу, давая понять: “Твой голос звучит слишком резко”. Палец, прижатый к щеке, означал, что следует побольше улыбаться. И вот теперь, увидев, что Сара прижала руки к сердцу, Элизабет поняла, что ей необходимо постараться и вложить в игру побольше чувства.

В снимаемой сцене маленькая девочка умирала от пневмонии, и мать юной актрисы вознамерилась непременно сделать так, чтобы смерть “получилась” безукоризненной и всего за один дубль. И все-таки Сара Тейлор наверняка бы рискнула снять ещё сколько дублей, будь ей известно, что её бесценного ангелочка затмят такие юные звёзды 1944 года, как Маргарет О’Брайен и Пегги Энн Гарднер.

В то время Элизабет Тейлор была обычной статисткой, работавшей по контракту в “Метро-Голдвин-Майер”, временно отданной “взаймы” студии “XX век - Фокс”. Ей ещё предстояло выбиться в звёзды. Разница между рядовой актрисой и звездой была разницей между безвестностью и славой, между 150 долларами в неделю и пятью тысячами долларов.

Волосы рядовым актрисам укладывали гримёрши “МГМ”. Звёзд причёсывал Сидни Гилярофф, ведущий парикмахер студии. Рядовых актрис наряжали студийные костюмерши. Звёздам наряды шила Хелен Роуз, главный дизайнер студии. Разумеется, пропасть между рядовой актрисой и звёздой была громадна, но Сара Тейлор надеялась в скором будущем её преодолеть. Подобно любой другой даме довоенных лет, с веером из лебяжьего пуха, Сара Тейлор прекрасно умела прятать свои честолюбивые устремления за нежным обманчивым фасадом. Эта небольшого роста женщина умела говорить столь вкрадчиво, что её голос, казалось, источал мед. Своего супруга она называла “папочкой”, дочь – “мой ангел”, сына – “мой милый ягненочек”. Все остальные для неё были просто “дорогушами”. Миссис Тейлор понимала всю важность полезных знакомств и неизменно стремилась к тому, чтобы быть в нужное время в нужном месте. Свое редкостное умение правильно улавливать нужный момент, она продемонстрировала, появившись на ведущей киностудии мира именно тогда, когда безраздельно царствовали дети-кинозвёзды.

Было это в 1939 году. Обрушившаяся на Европу война загнала Фрэнсиса и Сару Тейлор – оба они были американцами – в Англию, где мистер Тейлор руководил художественной галереей своего дяди, мультимиллионера Говарда Янга, известного также своей галереей в Нью-Йорке. Во избежание опасности Фрэнсис Тейлор отправил жену и обоих детей назад в Америку, а сам задержался в Лондоне ещё на какое-то время, чтобы уладить дела, связанные с закрытием галереи. Через несколько недель он приехал к семье в Лос-Анжелес, где заново открыл своё дело.

Сара, к собственному удовольствию, окунулась в волнующую атмосферу фабрики грёз. Уже к рождеству голливудская мишура совершенно вскружила ей голову. Как и многие поколения золотоискателей до неё, Сара воспринимала Южную Калифорнию как некую золотую жилу, которую следует разрабатывать до самого дна – тогда наверняка обретёшь богатство. Миссис Тейлор с завидной энергией взялась завязывать полезные знакомства – с любым, кто был достаточно знаменит или богат, чтобы иметь отношение к кинобизнесу или же приобретать картины её мужа. Сара повсюду брала с собой свою семилетнюю дочь и с торжествующим видом наблюдала, как все вокруг ахали от восхищения, впервые увидев её Элизабет. Эти изумлённые возгласы раздавали каждый раз, когда взглядам окружающий представало нежное, словно фарфоровое, личико в обрамлении иссиня-чёрных локонов. Самой притягательной чертой этого безупречного детского личика были выразительные, синие, цвета сапфира глаза, оттенённые длинными чёрными ресницами. Эти глаза отличались такой насыщенной синевой, что при определённом освещении казались фиолетовыми. За первым изумлённым вздохом обычно следовали восклицания: “Чудо, а не ребенок!”, “Ах, до чего же она хорошенькая!”, “Ну просто куколка!”.

Сара отвечала собеседнику горделивой улыбкой и поглядывала на дочь: “Скажи – спасибо, мой ангел”, ворковала она, и крошка Элизабет с улыбкой отвечала “спасибо” и делала книксен – так, как учила её мать. Получалась весьма трогательная сцена, рассчитанная на то, чтобы произвести впечатление.

Ничто в облике дочери не напоминало того уродливого младенца, которого Сара произвела на свет 27 февраля 1932 года.