Это подтвердил и Ричард, с которым мы встретились, чтобы обсудить финансовые проблемы. При разводе Бартон оставил мне почти все – яхту, самолет, виллу в Пуэрто-Вальярта, все картины и драгоценности, словно так откупался от жизни со мной (это тоже сильно обидело, ведь мы покупали все вместе, отказываясь от половины приобретенного, Ричард словно отказывался от самой памяти обо мне!). Опекунство над Марией тоже передали мне. Но существовала еще фирма, занимавшаяся нашими делами в кино, ее нужно было поделить.
Делить не пришлось, Бартон потерял голову от моего вида так же, как при самой первой встрече. Трезвый, подлечившийся Ричард тоже выглядел прекрасно.
– Ты выйдешь за меня еще раз?
Что я могла ответить?
– Конечно, да!
Знаете, что сделал Ричард, обрадовавшись? Конечно, напился. Все началось сначала – пьянство, ссоры, бурные примирения и любовь-ненависть, когда ни вместе, ни врозь нельзя.
Мы повторно поженились в Африке, почему-то мне показалось, что брак, скрепленный вождем местного племени, будет на редкость прочным. К тому же вождь за определенную мзду обещал мне, что некий порошок, больше похожий на обыкновенную размолотую глину, навсегда избавит Бартона от дурных пристрастий.
То ли вождь перепутал порошки, то ли зелье действовало лишь на территории племени, но глина не помогла, ни от каких пристрастий Ричард не избавился, вылечившись от подхваченной (не от зелья ли?) малярии, он продолжил беспробудно пить, скандалить и изменять.
Мы жили в Гштааде, где от Ричарда приходилось прятать выпивку, я болела, он брюзжал на жизнь и маялся без работы. Приглашений сниматься не было, никто не желал связываться с угасающими звездами, еще и имеющими проблемы с алкоголем и здоровьем. Ему бы заняться писательством, как намеревался, но когда дело дошло от намерений к исполнению, вдруг выяснилось, что Ричард просто не знает, что именно хотел бы написать. Небольшие рассказы или статьи его не устраивали, а на большой роман не хватало ни духа, ни желания, ни, подозреваю, способностей. Одно дело любить литературу, и совсем иное создавать ее.
Мое предложение превратить дневник, который Бартон вел много лет, в автобиографию, привело Ричарда в ярость:
– Я еще не собираюсь умирать и подводить итоги своей жизни!
– Но я же сделала это и ничего, жива пока.
– Ты не писала сама, а диктовала.
– Я не писательница!
– Конечно!.. К тому же вторая книга больше похожа на альбом с фотографиями, чем на литературное произведение.
Все верно, первую книгу о своей жизни я просто надиктовала, а вторая, посвященная драгоценностям – «Мой роман с драгоценностями», – поневоле имела больше фотографий, чем текста. Людям нравилось разглядывать снимки моих колье и бриллиантов, и только потом читать историю их появления на моей шее или пальцах. Ты знаешь эту книгу, не буду пересказывать.
Тогда я, будучи раззадоренной, села и подробно от руки описала собственное состояние после обследования по поводу кишечных болей, когда оно вдруг выявило серьезное затемнение в легких, которое врачи диагностировали как возможный рак. Потом оказалось, что это просто рубцы из-за моих бесконечных пневмоний, но сутки я прожила в аду, вернее, в чистилище, обдумывая свою жизнь. Так что опыт по части раскаяния у меня уже есть. Знаешь, помогает многое понять и оценить. Но все равно, никому не желаю такой опыт приобретать.
Около двадцати страниц, написанных на одном дыхании, понравились, эти откровения человека, считающего, что стоит на краю пропасти с завязанными глазами, опубликовали в журнале «Леди Хоумз Джорнэл». Конечно, Бартон ерничал, что в таком журнале даже кошачье мяуканье опубликуют, тем более подписанное рукой Элизабет Тейлор, и Пулитцеровскую премию за писательский шедевр мне тоже не дали (может, просто не читали, важные академики не читают женские журналы), но я все равно гордилась своим успехом.
Занятая литературным творчеством, я пропустила момент, когда Бартон встретил разлучницу. Но даже если бы знала об этом, то больше не пошевелила пальцем, чтобы лишать ее волос, прошло то время, теперь я все больше понимала Сибилл, не обращавшую внимания на шашни супруга. Может, она была права? Возможно, только такая жизнь не по мне. Сидеть запертой в Гштааде и ждать, когда газеты сообщат об очередном подарке своего мужа какой-нибудь очередной охотнице за тем, что у него в штанах?
Была мысль дать объявление на весь газетный разворот, что после развода все приобретенное ранее осталось мне, а в новом браке мы брачный договор не подписывали, потому все у меня и осталось. Может, это несколько охладило бы пыл любительниц поживиться и они оставили бы Ричарда в покое? Он сам не понимал, что увивавшимся за ним грудастым красоткам нужен не он сам, а его имя и его деньги. Жить с вечно пьяным и капризным Бартоном ничуть не легче, чем со мной. Это мы могли орать друг на друга, скандалить, но потом мириться и заниматься сексом, такое не многим дано.
Но у Ричарда появилась красотка, решившая, что ей под силу заменить меня.