Элизабет Тейлор. Жизнь, рассказанная ею самой

Для актеров и актрис всевозможные травмы и переломы вплоть до позвоночника привычное дело, но чаще меня никто не ломался и не умирал. Физическая боль – постоянный мой спутник, я уже притерпелась, привыкла к болеутоляющим, в том числе и в виде спиртного. «Кровавая Мэри» весьма действенное средство, чтобы немного притупить боль. Не станешь же объяснять репортерам или всем любопытным, что даже просто сидеть тяжело, что на теле нет живого места, а нужно улыбаться, и чтобы улыбка не вышла перекошенной от боли, приходится принимать стаканчик.

И для поднятия настроения тоже приходилось. И для того, чтобы раскрепоститься и легче сыграть любовную сцену… Большинство актеров пьет именно для этого: для раскрепощения, для создания настроения, для уверенности в себе… Хорошо, если этого не нужно, счастлив тот актер, кто способен обходиться без такого подталкивания, но большинству не удается.

А после съемки или спектакля алкоголем снимается напряжение, чтобы натянутые нервы расслабились, чтобы легче стало дышать…

Нет, я не оправдываю ни актерского пьянства, ни употребления наркотиков, я просто объясняю. Кому объясняю? Для тебя наркотик – музыка, стоит зазвучать, и уходит все. Но невозможно же круглые сутки петь и танцевать, я знаю, Майкл, что ты глотал свою гадость только тогда, когда не мог избавиться от боли иначе. Это твой рок, твоя судьба.

Самое тяжелое – удержаться на грани, не соскользнуть в привычку, которую уже не победить. К сожалению, большинство моих друзей соскользнули. Лайза вот сумела выкарабкаться, но это не всем дано.

Меня не раз спрашивали, почему я не боролась с пьянством Ричарда, а напротив, пила вместе с ним, почему не боролась в пристрастиями к наркотикам своих многочисленных друзей вроде Монти Клифта, почему смотрела сквозь пальцы на столь вредные привычки. Почему не боролась с твоим пристрастием к болеутоляющим.

Во-первых, мои друзья не слабые люди, которых нужно за руку тащить в рай, они сами прекрасно понимали всю пагубность своих пристрастий и если уж прибегали к этому, значит, не было сил терпеть. Во-вторых, так могут спрашивать только те, кто сам не испытывал жестокие боли, заглушающие все доводы разума.

Голливудские врачи легко прописывали болеутоляющие и амфитамины, чтобы актеры были живей на площадке, даже кололи в случае необходимости. Когда Манкевич снимал «Клеопатру», одновременно переписывая сценарий, он просто не спал. Привычка великая сила, если нужно выйти на площадку или сцену, а от боли темнеет в глазах, рука поневоле потянется к таблеткам, а потом снова и снова. Я знаю и всегда знала, Майкл, что ты принимал огромные дозы, способные убить человека, даже после клиники принимал. Это плохо, очень плохо, но как я могла тебя остановить, если тебя травили со всех сторон? Добавить к мучениям моральным еще и физические значило сделать жизнь совсем невыносимой.

Я ушла от темы, о которой собиралась с тобой поговорить.

Я не укоряю тебя из-за невозможности терпеть боль, сама ее переносила с трудом, хотя должна бы привыкнуть.

Марлон Брандо когда-то попытался составить список моих болячек, но умер раньше, чем я пополнила этот перечень очень многими пунктами. Что там было у Марлона?

Сломанный позвоночник, операции на нем, повреждение глаза металлической стружкой, три кесаревых, несколько пневмоний с клинической смертью, трахеотомия…

А еще были геморрой и две операции по его поводу, киста яичников, гистоэктомия (удаление части матки), удаление опухоли мозга, рак кожи, инфаркт, удар электрическим током, солнечные удары…

Знаешь, мне что-то расхотелось вспоминать разные болячки. Ну их! Сколько есть, все мои, но я их все пережила, значит, победа за мной.

Кто-то посчитал, что я лежала в госпитале более ста раз, переносила серьезные операции более сорока, у меня ломано все, что могло сломаться, оперировано все, что можно оперировать от мозга до… пардон, задницы. Сейчас меня доканывает ослабленное многочисленными наркозами сердце, стали совсем хрупкими кости, ну и, конечно, диабет, из-за которого все нельзя.

Стареть? Не дождетесь!

И эта запись тебе в укор, дорогой мой!

Да-да, я знаю твои дурацкие мысли по поводу старения. Откуда? Не твое дело!

Выпороть бы тебя, да мне нельзя слишком размахивать руками, они взяли привычку ломаться от усилий. Так что будь добр, выпори себя сам, пожалуйста. А я подскажу за что.

Старость странная штука, до нее можно дожить, а вот пережить ее еще не удалось никому. Но она неизбежна, потому бояться ее не стоит, чем больше ее боишься, тем скорее наступит. Не знал?

Майкл, посмотри на меня. Посмотри, посмотри. Что ты видишь? Старую дуру, у которой только и осталось, что воспоминания и мешок бриллиантов?

Ничего подобного, у меня осталась жажда к жизни, интерес к ней. Даже в ортопедическом кресле, даже на операционном столе, даже под капельницами и после очередного вздоха врачей, что я не доживу до вечера. В ответ я мысленно вздыхала:

– До какого-нибудь вечера непременно не доживу…