Страдая от одиночества, Элизабет глубоко переживала крах своего очередного брака. Она отказывалась от еды, а иногда ее просто душили рыдания, и она начинала задыхаться. К Рождеству Элизабет уже была уверена, что стоит одной ногой в могиле. Ее секретарь вызвал скорую помощь, и Элизабет срочно доставили в больницу, однако на следующий день без лишнего шума отпустили домой, так и не найдя у нее ничего серьезного.
И хотя они с Джоном Уорнером пообещали друг другу, что не станут публично обсуждать их отношения, Элизабет хотелось расставить все по своим местам. Ее возмущало то, что всю вину за этот разрыв валят целиком на нее. Ведь, по ее собственному убеждению, она сделала все, что могла, чтобы этот брак не распался. Когда же через несколько недель ее пригласили позировать для обложки журнала «Лайф», Элизабет использовала эту возможность как своего рода трибуну. «Быть женой сенатора — нелегкое дело, — заявила она. — Это так тоскливо. Я никому бы не пожелала подобной участи. И я действительно любила его. Мне хотелось стать самой лучшей женой в мире, какой еще ни у кого не было. Я мечтала разделить с ним жизнь до последнего вздоха. Я появлялась на всех чаепитиях, я внимательно выслушивала все речи. Я прекрасно понимала, что поначалу другие женщины относились ко мне настороженно, подозревая меня в... неискренности. Но затем им стало ясно, что я отдаю этому делу всю себя, и они постепенно приняли меня в свой круг».
«Мне хотелось помочь моему мужу. Я была готова делать для него буквально все: облизывать почтовые марки, печатать ему речи, быть у него на побегушках. Но вскоре я ощутила неудовлетворенность. Мне не оставалось ничего другого, как сидеть в четырех стенах и таращиться в телевизор. Моя жизнь утратила смысл, превратившись в бесцельное существование. Прошу вас, поймите меня правильно. Джон был и остается достойным уважения сенатором. Но смысл его жизни заключается исключительно в его работе. Работа заменяет ему жену, любовницу и семью. Для всего остального там просто не находится места».
К тому времени, когда эта статья увидела свет, Элизабет была уже в Лондоне, где готовилась к премьере «Лисичек», а также к своему пятидесятилетию — событию, по поводу которого Зев Буфман намеревался закатить грандиозный банкет. Утром 27 февраля у Элизабет раздался телефонный звонок. Звонил Ричард Бертон, который в это время находился в Италии, где снимался в телефильме. Бывшие супруги не общались друг с другом уже пять лет, и Элизабет была искренне удивлена, услышав его голос. Бертон сказал, что собирается по делам приехать в Лондон на следующий день после ее юбилея, и поинтересовался, нельзя ли ему приехать на день раньше и заглянуть к ней на праздник. Обрадованная Элизабет выразила горячее согласие, и они договорились встретиться в доме их общей знакомой Нормы Хейман.
Элизабет не была готова к такому зрелищу, которое предстало её глазам в тот вечер. Человек, ставший когда-то любовью всей её жизни, пришел к ней в норковом жакете, однако на вид ему можно было дать гораздо больше, чем его пятьдесят шесть. Перенесенные незадолго до этого операции, развод со своей последней женой Сюзи и долгие годы неумеренных возлияний не могли не сказаться на этом лице — оно было землистым, а кожа на нем висела складками.
В 1980 году операция на позвоночнике вынудила Ричарда Бертона оставить свое детище — постановку «Камелота». Актер похудел до ста сорока фунтов. Вскоре после этого он перенес еще одну операцию — на сей раз по поводу прободной язвы. Тем не менее, на протяжении всего этого времени он продолжал пить.
Когда-то широкие плечи ссутулились, глаза провалились, а седые волосы свисали безжизненными прядями. И лишь голос остался прежним — этот великолепный, чарующий голос, неизменно заставлявший ее трепетать.
«Привет, Киса!»
Элизабет, одетая в серебристо-фиолетовый костюм восточной танцовщицы, бросилась на шею бывшему мужу, после чего он заботливо усадил ее в лимузин, чтобы отправиться в знаменитую лондонскую дискотеку «Леджендс», где их уже поджидала плотная толпа фоторепортеров. Внутри Элизабет и Ричарда окружили их дети, Зев Буфман с женой, актеры из труппы, занятой в «Лисичках», и сотня приглашенных по этому поводу знаменитостей, в том числе и бывший «битл» Ринго Старр и Рудольф Нуриев - последний, кстати, был в числе гостей на ее сорокалетии в Будапеште. Представители Флит-стрит роем облепили бывших супругов, пока те обнимались, целовались и танцевали, прижавшись щека к щеке.
«Такого воссоединения публика еще не видела!» — воскликнул один репортер. Элизабет, обернувшись к нему, огрызнулась: «Публике нет до этого никакого дела!»
К сожалению, она наивно полагала, что Бертон прилетел в Лондон специально ради того, чтобы побыть с ней, а вовсе не с тем, чтобы попытаться реанимировать свою увядающую карьеру при помощи очередной газетной шумихи.
Заливаясь радостным смехом, Элизабет сбросила туфли и принялась отплясывать босиком. Она, словно лассо, заарканила Бертона салфеткой, притянула его лицо вплотную к своему и нежно заглянула ему в глаза.