Буквально зациклившись на теме смерти, Элизабет с особым наслаждением упивалась своими собственными воспоминаниями. Она была убеждена, что во время пребывания в лондонской клинике по меньшей мере четыре раза» успела побывать на том свете. У нее вошло в привычку изливать душу близким друзьям, ведя с ними заупокойные разговоры. В 1961 году она присутствовала в качестве почетной гостьи на обеде, устроенном для сбора средств для двух калифорнийских клиник, «Ливанских кедров» и «Горы Синай».
Ее попросили прийти на этот обед в качестве «символа чудес современной медицины». Вот как она описала остальным приглашенным свое рандеву со смертью.
«Умирание, как я его помню, состоит из множества вещей... Я никогда не испытывала большего одиночества. А затем произошло это... Я кашлянула... Я сделала вдох. Я открыла глаза. Лампа, висевшая надо мной, — самый прекрасный свет, что когда-либо знал мир, — снова засияла для меня».
В 1964 году она снова писала о пережитом ею: «Четыре раза у меня останавливалось дыхание. Один раз я начала умирать, будучи в полном сознании. Я попыталась набрать воздуха, но у меня ничего не получилось. Я чувствовала, как кислород покидает мое тело.
Вместо крови по моим жилам струился кипяток, казалось, мне на грудь навалили многотонный груз, и это ужасное ощущение, когда ты жадно ловишь ртом воздух и не можешь сделать ни единого вздоха, и под конец у тебя все плывет перед глазами».
Элизабет снова и снова пересказывала историю о том, как она едва не отправилась на тот свет и затем чудодейственным образом воскресла из мертвых.
По ее словам, это было похоже на то, что «в двадцать девять лет она заново родилась из своей собственной утробы».
Эта леденящая душу история о смерти и воскресении стала одной из ее коронных ролей. Эта роль обеспечивала ей постоянное внимание к ее особе и благоговейное восхищение со стороны окружающих, а кроме того наделяла ее чем-то вроде бессмертия. Куда теперь до нее простым смертным? Ведь теперь она не просто кинозвезда. Она выше всех, она недосягаема. Тот факт, что она сумела победить смерть, не преминул фантастически сказаться на кассовых сборах, тем самым гарантируя стабильный и весьма прибыльный интерес ко всему, что бы она ни делала.
Именно поэтому студия «XX век — Фокс», глазом не моргнув, проглотила горькую пилюлю — списала 5 миллионов убытков и впридачу вынуждена была распродать 260 акров территории и павильонов, чтобы начать заново проталкивать «Клеопатру». И хотя студию на всех парусах несло к финансовому краху, там только и знали, что раскланивались перед Элизабет, потакая каждому ее капризу.
«Какая вам разница, во что обойдется эта ваша "Клеопатра»? — спрашивала Элизабет Спироса Скуроса. — Все фоксовские картины были одна хуже другой. По крайней мере эта будет что надо — хотя и дороговата».
Сказав это, Элизабет потребовала от студии еще одни миллион, чтобы в сентябре приступить к съемкам в Риме. Она выторговала для себя те же условия, что и в первоначальном контракте, плюс еще 25 тысяч долларов и все расходы на доктора Рекса Кеннамера, который должен был сопровождать ее на протяжении всех шести недель. Как всегда, она не отступилась от таких личных требований, как, например, невыход на работу в первые два дня менструации.
Студия была готова на все и посему проявила неслыханную щедрость. По распоряжению Скураса, сценарий для Элизабет был переплетен в марокканскую кожу, а по специальному заказу было изготовлено кресло из калифорнийской секвойи. Кроме того, студия превратила все здание в ее гримерную, окрестив ее «Каса Тейлор».
Вскоре съемки уже пожирали 500 тысяч долларов в неделю, в результате чего «Клеопатра» снискала славу самой дорогой картины в истории Голливуда. Этот сорокамиллионный спектакль в конечном итоге вошел в историю не только потому, что разорил целую киностудию, но и потому, что именно там разыгрался самый шумный в киномире скандал.
ГЛАВА 16
Сдается мне, снова придется нацепить доспехи, ведь моей партнершей будет Мисс Бюст», — объявил Ричард Бертон, отправляясь в Рим, чтобы сыграть в «Клеопатре» Марка Антония.
«Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что все внимание достанется в первую очередь Элизабет? — предостерег его пресс-агент. — Я бы советовал тебе держать ухо востро».
«Не волнуйся, — отвечал Бертон. — Я уж как-нибудь о себе позабочусь».
Валлиец по национальности, Бертон был известен как «британский Брандо» или, как его еще называли, «Лоренс Оливье бедняков». В 1961 году он удостоился награды «Тони» как лучший бродвейский актер за короля Артура в спектакле «Камелот». Спустя несколько месяцев студия «XX век - Фокс» выкупила актера у театра, заплатив за него 50 тысяч долларов, чтобы подписать с ним контракт на 250 тысяч за три месяца участия в съемках «Клеопатры» в качестве одного из ведущих партнеров Элизабет Тейлор.