Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Елизавета не рисовала себе никаких перспектив, не надеялась вместе с узаконенной короной получить свой кусочек счастья. Она уже видела два правления, понимала, что правят люди и у каждого из них свои достоинства и недостатки. И потому корону приняла почти равнодушно. Она просто легче вздохнула от хорошо исполненного ею долга — она выполнила все наказы своих родителей, стала царицей огромного царства, — но у неё не было детей, и она не могла погрузиться в пучину материнского счастья. Она давно стала взрослой и знала, что корона — это двойная тяжесть, а ей так мечталось жить со своим мужем вдали от света, где-нибудь в небольшом городке на берегах Рейна...

Теперь эта мечта была похоронена.

Александр стал коронованным императором, а она — коронованной императрицей и с каждым годом всё более отчётливо понимала, что это тяжёлый груз, который давит на человека, лишает его естественности и простоты...

Да, она была прекрасна в парадной робе русских цариц, с тяжеленным шлейфом, который несли двенадцать вельмож, да, она величаво и спокойно вела себя на длиннейшей и труднейшей церемонии, где ни один её жест, ни один её шаг не мог быть неверным — тысячи глаз смотрели на неё и Александра.

Сотни людей собрались на эту грандиозную церемонию. Были обычные на таких торжествах жареные быки на вертелах, фонтаны белого и красного вина, полные пригоршни медных и серебряных монет, бросаемые из окон царского дворца. Всё это было, но лишь одно мгновение запомнилось ей на всю жизнь.

Давно затихло всё на кремлёвском дворе, полная луна вышла на удивительно чистое небо. Золотом зажглись купола древних московских соборов, бликами осветились белые стены церквей, и такая тишина и возвышенность были в этом мгновении, что Елизавета, глядевшая из окна, поразилась красоте и совершенству форм старинной архитектуры, живописности округлых золотых куполов. И она подумала: не в этом ли прекрасном сооружении сила русского народа, его умение отстоять свою родину, не в этом ли соответствие духа русского народа и его могущества? И вдруг поняла, что русское стало ей гораздо ближе, чем баденское, о котором она тосковала столько лет.

Что Баден? Конечно, и он красив и силён, но вот этот прекрасный Кремль — воплощение силы, веры и мощи русского народа.

Она ушла спать с новым пониманием того народа, который был вверен её Александру, а значит, и ей, его супруге и императрице.

Глава пятая

Елизавета готовилась к балу в доме графа Шереметева. Она не любила эти праздные сборища, но она стала императрицей, и граф считал за самую высокую честь принять императорскую чету в своём доме.

Подготовка к тому празднику была столь блестяща, что слухи о ней давно распространились по всей столице: фейерверк, спектакль французских актёров, опять вошедших в моду со времени смерти Павла, грандиозный куртаг почти на пятьсот персон, вензеля в небе, выписываемые огненной струёй, замечательный парк, в котором и предполагалось накрыть огромный стол.

Ничего не жалел граф Шереметев для такого гигантского праздника, и Елизавета заранее думала о том, как пройдут эти несколько часов, когда все на тебя смотрят, ловят каждое твоё слово, каждый взгляд и всё перетолковывают по-своему. Не любила она такие праздники, хотя с большой охотой танцевала, всякий раз выбирая партнёров по своему вкусу. Нередко удавалось станцевать и с Александром, но в последнее время он так отдалился от неё, что она только мельком видела его на подобных праздниках да на парадных обедах.

Он был слишком занят: то ездил к матери в Павловск и просиживал долгие часы, утешая Марию Фёдоровну, снова и снова убеждая её, что ничего без её согласия и слова предпринимать не станет, то осматривал войска — как и Павел, считал теперь своим долгом готовить полки к муштровке и тщательной тренировке чёткого шага, — то вместе со своими молодыми друзьями запирался в одной из комнат Зимнего дворца, обсуждая неясные ещё ему самому планы управления империей.

Она редко видела его, и ей очень хотелось, чтобы на этом ,балу Александр обратил на неё хоть какое-то внимание. Для того и придумала совсем уж необычный наряд: простое белое платье украсила гирляндами живых роз, в свои роскошные волосы намеревалась воткнуть живую пунцовую розу, а плечи и оголённые руки прикрыть тончайшим газовым шарфом.

Фрейлины Елизаветы суетились, обсуждая каждую деталь её костюма, — им тоже хотелось блеснуть на этом балу, о котором уже шло столько разговоров. Они советовались с Елизаветой по поводу своих нарядов — знали, вкус у императрицы безупречен, тонок и советы её всегда очень кстати.

Белое платье с широчайшим кринолином уже было принесено в опочивальню, разложено на креслах, и Елизавета прикидывала, что бы ещё добавить к этому простому, но такому изящному Наряду.

Кто-то из фрейлин тихонько подошёл к ней и шепнул на ухо, что в приёмной находится только что прибывший из Швеции курьер, весь запылённый и усталый...