Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

По содержанию оставшегося после его императорского величества любезнейшего супруга моего, в бозе почившего государя императора Павла Петровича, завещания, коего в 29-й статье изображено: «В род графов Паниных отдаю я перо бриллиантовое с бантом, что на андреевской шляпе носил, и портрет мой, который вручит жена моя на память моей любви к покойному воспитателю моему, и ещё возлагаю на моего старшего сына и всех моих потомков наблюдение долга моей благодарности противу означенного рода воспитателя моего покойного графа Никиты Ивановича, которого краткость моего века не дозволила мне им доказать...»

Препровождая при сем к Вам вышеозначенные вещи и портрет, остаюсь я в полном удостоверении, что оные тем будут для Вас ценнее, чем живее напоминают они Вам о той неограниченной признательности, каковую покойный император сохранил к дяде Вашему, графу Никите Ивановичу, сопровождая её отменным ко всему роду его благоволением. В прочем же пребываю всегда к Вам благосклонно, Мария».

И теперь, в разговоре с сыном, Мария Фёдоровна снова повторила, что даже Никита Панин возмущён интригами и сплетнями Палена.

Александр сжал зубы. Он-то знал, что Никита Панин первым завёл с ним речь о заговоре, но мать ещё не ведала этого. Может быть, только потому и стал Никита Панин министром иностранных дел, хотя работоспособности и умения улаживать дела ему было не занимать.

Правда, Никита Петрович был усердным сторонником англо-русского союза, весьма холодно обращался с французскими послами при русском дворе, и хоть был уже заключён франко-русский союз, о чём хлопотал ещё Павел, но стоявший за парламентаризм Панин был чересчур скептически настроен против этого союза.

Кроме того, Никита Петрович позволил себе в письме к своему другу Воронцову в Лондон несколько критично отозваться о новом императоре.

«Не ожидаю ничего хорошего от молодого императора, — с горечью писал он, — он слишком легкомыслен, любит танцы и более заботится о том, чтобы нравиться женщинам, чем вникать в государственные дела...»

Хороший друг был у Панина! Граф Воронцов немедленно снял копию с письма Панина и выслал её своему брату в Петербург. А уж его брат, Александр Романович Воронцов, нашёл возможность показать эту копию молодому императору.

Так что ко времени разговора с матерью Александр был настроен против Панина весьма недоброжелательно и искал случая расстаться с ним.

То ли угрызения совести, то ли сама мысль о заговоре, но всё вставало между Александром и Паниным. Сам вид его сделался ненавистным императору.

И когда Мария Фёдоровна сослалась на мнение Никиты Панина, очень красноречиво подчеркнув его слова против Палена, Александр не выдержал. Он ушёл в соседнюю комнату и предал своего ментора. Он написал записку матери, что Никита Петрович Панин не только участвовал в заговоре, но и первый подал мысль о нём.

Записка сразила Марию Фёдоровну, и если она прежде всё время поддерживала Панина, то теперь руки у Александра были развязаны.

Он лишил Палена всех регалий, но также получил возможность без возражений со стороны матери расстаться с Паниным.

Обе отставки последовали одна за другой — это и было результатом нелёгкого разговора матери с сыном.

Пален, как всегда, подъехал к месту парада войск в карете, запряжённой шестёркой вороных коней, тяжело вылез из кареты и чуть было не направился к своему обычному главенствующему месту среди командующих войсками.

Молоденький адъютант подскочил к Палену и чётко, громко передал ему приказ следовать в свои курляндские имения и жить там безвыездно.

Александр не показался в этот день на параде войск.

Молча забрался Пален в карету и прямо с места расположения вахтпарада проследовал к границе, даже не озаботившись сборами.

Больше он никогда не появлялся при дворе...