Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Впрочем, эта откровенность монархини ничему не помогла — Елизавета не могла бы дать советов тринадцатилетней Александрине, уже давно настроенной в пользу Густава да, кроме того, заботливо и властно опекаемой грозной и требовательной графиней Ливен, своей воспитательницей.

Елизавета долго удивлялась, когда узнала, что Екатерина пригласила в наставницы эту скромную вдову генерала, жившую на своей мызе под Ригой. Но, познакомившись с ней поближе, вполне оценила выбор императрицы. Графиня Ливен была тверда в своих высоконравственных убеждениях, строго взыскивала с царских внучек.

Об одном только пожалела Елизавета: не такую воспитательницу предложила Екатерина своим внукам. Иначе и они, эти два царских внука, выросли бы такими же, как прекрасно воспитанные принцессы.

Даже граф Безбородко признавал талант графини Ливен и с сожалением писал: «Жаль, что генеральша Ливен не мужчина, она бы лучше других нашлася, как воспитывать князей молодых...»

Все переговоры о браке Александрины и Густава Екатерина поручила своему фавориту Зубову и тогдашнему министру иностранной коллегии — графу Моркову. Они сочли, что всё улажено, что самый главный для шведского короля вопрос — о вероисповедании принцессы — можно будет решить в самую последнюю минуту, когда уже назначат обручение и от слов нельзя будет отказаться.

Но они не поняли характера молодого шведского короля. Вопрос о вероисповедании действительно стал самым главным для него: с детства король был воспитан весьма фанатичным образом и другая вера его жены не могла быть для него естественной и желанной...

Пока что Елизавета присутствовала на всех праздниках, данных в честь Густава.

По законам своей страны молодой король и его регент не могли покидать пределы Швеции, поэтому оба путешествовали инкогнито, под именами графа Вазы, родового имени королей Швеции, и графа Гаги, родового имени герцога Зюдерманландского.

В парадном зале Зимнего дворца, куда из летней резиденции специально для встречи шведов переехала вся семья Екатерины, собралось всё блестящее общество Петербурга.

Елизавета вместе с Александром стояла поблизости от кресла, на котором восседала Екатерина. Рядом прислонился к её плечу неизменный Зубов, а полукругом окружили императрицу старые сановники, знатные лица царства.

Молодой король вошёл в сопровождении небольшой свиты своих советников и низенького, хитрого и пронырливого герцога Карла.

Первое впечатление словно ударило Елизавету — она увидела, как хорош молодой король, хоть ему и исполнилось всего семнадцать лет, но герцог был словно самый настоящий прохвост. Не быть этой свадьбе, почему-то подумалось ей, не даст эта хитрая лиса, стоящая рядом с юношей-королём, совершиться этому.

Но первое впечатление скоро сгладилось.

Молодой король был высок, строен, его парадный мундир хорошо оттенял его длинное тело, а волосы свободными лёгкими волнами лежали по плечам. Его небольшие глаза смотрели без опаски, с достоинством и затаённой гордостью, толстые губы были поджаты.

Густав смело подошёл к императрице, и она встала из кресла. Он слегка наклонился, собираясь поцеловать руку Екатерины, но она спрятала её за спину и, улыбаясь, негромко сказала:

— Хоть вы и граф Ваза, но я вижу перед собой короля Швеции...

— Дамам всегда оказывают предпочтение, и поцелуй руки самой могущественной и самой смелой женщины в Европе может означать лишь высокое поклонение её достоинствам.

Это была лесть, но лесть тонкая, как и любила Екатерина, и императрица расцвела.

Она разрешила поцеловать свою руку графу Гаге, то бишь герцогу Зюдерманландскому, регенту до совершеннолетия короля, сказала ему несколько слов: регент был ей двоюродным братом, и она могла позволить себе быть с ним в более близких отношениях, нежели с королём.

Придворные во все глаза разглядывали короля и его дядю. И во всех глазах отражалось недоумение: как мог допустить король быть столь обязанным герцогу — чистая лиса, словно бы торговец с дальнего базара, сразу видно по лицу и всей его непрезентабельной фигуре, что занимать такое место в государстве ему отнюдь не полагалось бы.

Но внешность внешностью — это никак не предполагает высокого или самого низкого поста, главное — ум и незаурядные политические способности. А таковыми герцог обладал в полной мере. Играя простачка, он ухитрялся наживать себе политический капитал самыми низменными средствами...

Между тем Екатерина ласково и милостиво разговаривала с Густавом, представила ему всех своих домочадцев, Павла и Марию Фёдоровну, а затем и Александрину, которая во все глаза глядела на своего будущего жениха.

Елизавета подметила, как заблестели её голубые огромные глаза, которые только вчера были красны и воспалены: пропала её любимая левретка, подаренная ей Екатериной, и она всю ночь проплакала.

«Какая же она ещё девочка, — с жалостью подумала Елизавета. — Неужели и я была такой же? Да, наверное, ведь мне тоже было всего тринадцать лет, когда я прибыла в Россию».