Елизавета I

Высказывание, надо признать, довольно эгоистичное, чего не могут скрыть ни теплый тон, ни искренность поздравлений. Хансдон — всего лишь «инструмент славы». На карту поставлена не только судьба Англии, но и величие и престиж самой королевы. Свойственная ей сызмала решительность и даже беспощадность теперь, когда Елизавете исполнилось уже тридцать шесть лет, обрела черты королевского величия. В глазах народа она была «нашей самой страшной повелительницей» и одновременно оставалась объектом любви и благоговения.

На одной из галерей королевского дворца был вывешен длинный, в тридцать ярдов, свиток с красочным изображением генеалогического древа Тюдоров — «от основания до королевы Елизаветы», долженствующий свидетельствовать, что история всего рода в ее хронологической последовательности неуклонно вела к ее воцарению. Запутанное, темное, часто исторически недостоверное прошлое на этом свитке было приведено в порядок. Сама судьба распорядилась так, что на престоле оказалась она, Елизавета. Это изображение словно противостояло тому хаосу и недовольству, что постоянно давали себя знать и во всей стране, и при дворе, хотя, с другой стороны, могло восприниматься и как насмешка либо предупреждение властительнице, которая до сих пор не дала Англии наследника да и преемника не назначила.

Чтобы еще теснее привязать к себе тех, кто ее страшился, Елизавета сознательно вела себя, как капризный тиран, — а может, просто давала волю природному темпераменту. Она то готова была обласкать всякого — то унизить, то улыбается — то ходит мрачнее тучи. Ее «ужасные выходки», когда практически ни с того ни с сего она разила людей речами, словно мечом, держали окружение в настоящем страхе.

Королеву могло привести в неистовство что угодно — проигрыш за карточным столом, несообразительность чиновника, не поспевающего за ее стремительной речью, самомалейший намек на неповиновение приказу. Взрывалась Елизавета мгновенно, и нередко в ее словах звучала нешуточная угроза. Решив, что какие-то записи в бумагах, которые она обнаружила у себя в личных покоях, наносят ущерб ее

достоинству, она порвала их в клочья. Узнав, что этот невыносимый Дарили заколол Риччо, любимого секретаря жены, чуть ли не у нее на глазах, Елизавета заявила, что, будь она на месте королевы Марии, тут же прикончила бы его собственным кинжалом.

Если излюбленным ее ругательством было «К Богу душу в рай», то любимой угрозой, пусть и в метафорическом смысле, стала плаха. В 1569 году Елизавета отправила через испанского посла письмо королеве Шотландии, в котором рекомендовала ей «вести себя потише, иначе у нее будет полная возможность убедиться, что иные из самых близких ей людей стали на голову короче». Точно такие же угрозы адресовала она и своим советникам — в случае если откажутся повиноваться или будут вести себя неподобающим образом.

Но даже и гневаясь, и давая волю чувствам, Елизавета оставалась какой-то беззащитной: из-за природной физической слабости любая вспышка угрожала ее здоровью. Придворные, члены Совета, чиновники и страшились этих вспышек, и жалели королеву. В октябре 1569 года, узнав, что Норфолк, затеявший, как стало известно, против нее очередную интригу, отказался явиться во дворец и укрылся в своем поместье в Кеннингхолле, Елизавета, как пишет безымянный свидетель, «пришла в такую ярость, что упала в обморок, и все кинулись за уксусом и иными средствами». И это был далеко не единственный случай в таком же роде — истерики, частые обмороки да и вообще хрупкая конституция ёе величества составляли постоянный предмет беспокойства окружающих.

Единственное, что может быть хуже, чем незамужняя королева, — это незамужняя королева, слабая здоровьем. Елизавета страдала от болей в желудке, катара, головокружений, лихорадки — все это порою неделями удерживало ее в постели. Беспокоили ее и зубы, побаливала нога, иногда она ходила, прихрамывая. Да и по женской части, поговаривали окружающие, не все у нее ладно. Не зря же она так упорно отказывается вступать в брак, стало быть, наверняка детей иметь не может, что бы там ни говорили ее врачи. А что всего печальнее — Елизавета стала настолько тощей и изможденной, что всем, кто с ней постоянно сталкивался, оставалось лишь дивиться, как в такой хилой оболочке могут бушевать столь сильные чувства.

Она и никогда-то не отличалась цветущим видом: кожа на лице тонкая, как бумага, почти прозрачная, хотя красотой своей и напоминала слоновую кость. А с годами заострились скулы, резко выступили вперед ключицы, а тело сделалось — кожа да кости. Весной 1566 года ее осматривал один врач. Под многочисленными юбками ему открылась донельзя исхудавшая фигура; к тому же обнаружились признаки нового заболевания: камни в почках. Лечащие врачи,

явно страшившиеся ответственности за жизнь королевы, объявили, что, с их точки зрения, ее величество настолько слаба, что вряд ли ей уготована долгая жизнь.