Елизавета I

Притом она испытывала жгучую ревность к женщине, которая была молода и всё ещё красива и способна вызвать некое подобие рыцарских чувств даже в её скучном муже. Графиня Шрусбери видела, что Мария Стюарт по всем признакам снова погружается в депрессию, в которой пребывала иногда по нескольку дней; если она опять расплачется и начнёт говорить о том, как утомительно ей влачить такое лишённое всяких надежд существование, графиня не намерена составлять ей компанию.

   — Позвольте мне вас оставить, ваше величество; мне нужно написать несколько писем.

   — Разумеется. — Мария сумела заставить себя улыбнуться ей. На самом деле её раздражала эта женщина, её громкий смех и отвратительная манера выражаться. Ей хотелось побыть одной. Графиня Шрусбери сделала реверанс и вышла.

В комнате стало очень тихо; вытянувшись перед камином, спал маленький спаниель, а до вышивания, над которым она работала уже несколько месяцев, было не дотянуться. Мария Стюарт слишком устала, чтобы встать и взять его, но не желала тревожить свою фрейлину Мэри Сетон, которая отдыхала в соседней комнате. Мэри была рядом со своей госпожой в течение всех этих изнурительных лет, делила с нею все тяготы и разочарования, всегда была готова утешить и подбодрить и даже быть ей нянькой, если она падала духом. Мужчины всегда только предавали Марию Стюарт и пользовались ей как вещью, но от женщин, подобных Мэри Сетон, она видела одну только самоотверженную преданность и любовь.

Скоро Пасха. Прошёл ещё один год, не такой тяжёлый, как предыдущие два, но и его она провела в бездействии. Её жилище было удобным, благодаря своему французскому приданому она не знала недостатка ни в чём, что можно было купить за деньги, тюремщики были с нею великодушны. У неё были женщины для услуг и секретарь, который вёл переписку, занимавшую большую часть её времени. Она читала, писала, вышивала, молилась, и её дни, следовавшие один за другим, складывались в месяцы и длинные, медленно текущие годы, а она жила лишь надеждой и тратила всю свою бившую ключом энергию на то, чтобы попытаться освободиться из заключения и снова вернуться к власти. Без этой цели она, вероятно, умерла бы или сошла с ума, как Босуэлл. Жить только прошлым, каким бы ужасным оно ни было, представлялось заманчивым, но удалось удержаться от того, чтобы окончательно погрузиться в своё прошлое, лишь потому, что она упрямо цеплялась за будущее. Ей ещё нет сорока, и она ещё жива. Франция ей не поможет, поскольку заинтересована в том брачном фарсе, который происходит сейчас в Лондоне; но остаётся ещё Испания. Мария Стюарт часто писала испанскому королю, призывая его исполнить вынесенный папой приговор Елизавете и прийти ей на выручку. Едва ли не вся её надежда была на Испанию, а кроме того, она уповала на сочувствие гонимых английских католиков. Кто-нибудь её спасёт; если пережитые ею бедствия сумели тронуть сердца шотландцев, если она смогла разжалобить Шрусбери и склонить на свою сторону английскую прислугу, которая теперь из кожи вон лезет, стараясь оказать ей какие-нибудь мелкие услуги, когда-нибудь найдётся достаточно смелый и сильный мужчина, который её освободит.

В дверь постучали, и она подняла голову.

Она разрешила войти, и дверь отворилась; на пороге стоял воспитанник графа Шрусбери, Энтони Бабингтон. Это был худенький, мягкосердечный юноша шестнадцати лет с белокурыми волосами и голубыми глазами, который всё время старался найти предлог, чтобы зайти в её покои. Мария Стюарт встретила его улыбкой.

   — Проходите, — сказала она. — Чем могу быть полезна, юный господин Бабингтон?

Очень многим он напоминал ей другого юношу — Вилли Дугласа; он так же на неё глядел и так же имел привычку вспыхивать, стоило ей с ним заговорить. Старый граф и безбородый мальчишка, страдающий от мук телячьей любви — таковы два её паладина.

   — Я пришёл узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, ваше величество.

Бабингтоны были древним и богатым семейством, исповедовавшим католичество; богатства этого рода были так велики, что его не смогли разорить даже штрафы, наложенные за нежелание придерживаться государственной религии, а его члены были достаточно мудры, чтобы не соваться в политику.

   — Благодарю вас, мне ничего не нужно.

Энтони Бабингтон приблизился к шотландской королеве, надеясь, что она пригласит его сесть. Иногда она позволяла ему садиться рядом и расспрашивала о его жизни. Однажды он застал её в слезах и после этого провёл много ночей без сна, мечтая о том, как, будь он постарше, он заключил бы её в объятия, утешил и устроил бы её побег. Картины, которое являло ему воображение, были настолько реальны, что мальчик почти чувствовал, как бьёт ему в лицо ветер, когда он увозит Марию из Шеффилда навстречу армии, собранной им для её защиты. В этих грёзах Мария сидела позади него на крупе коня, обхватив его руками вокруг талии.

   — Если вы пожелаете, ваше величество, я мог бы выгулять вашу собачку.

Мария Стюарт улыбнулась и покачала головой: