Но худшее было еще впереди. Норфолк был отправлен в Тауэр, а Арундел, Ламли и Пембрук помещены под домашний арест, но графы Нортумберленд и Уэстморленд были на свободе, а лорд-президент Суссекс не решался выступить против них, пока север не успокоился и погода не испортилась. Два северных графа знали, что они скомпрометированы: они плели заговор многие месяцы, и их намерения были широко известны. Нортумберленд отправил послание испанскому послу, сообщая, что ему придется восстать или иначе «положить голову на плаху»: «Или же я вынужден буду бежать и покинуть королевство, ибо я знаю, что Ее Королевское Величество так сильно разгневана на меня и других, что, насколько мне известно, мы не сможем ни вынести этого, ни ответить на эго»9
. Какой бы курс он ни выбрал, все в основном зависело от Елизаветы. Суссекс смотрел на исход с оптимизмом и советовал действовать осторожно, но Елизавета была смертельно испугана и не доверяла никому. Она подозревала, что Суссекс, старый политический союзник Норфолка, прикрывал Нортумберленда и Уэстморленда, если не хуже; она потребовала, чтобы он подробнее докладывал ей о своих действиях и чтобы он приказал Нортумберленду и Уэстморленду явиться ко двору. Когда Суссекс вызвал Уэстморленда к себе, тот ответил: «Я не решаюсь появиться среди своих врагов без силы, достаточной для моей защиты, а это может не понравиться»10.Елизавета совершила грубую ошибку: она вынудила графов выбирать между бегством и восстанием, когда восстание все еще было (всего лишь) реальной возможностью. Они выбрали восстание из-за католического энтузиазма своих сторонников и из-за презрения графини Уэстморленд: «Какой вечный позор для нас и нашей страны, что сейчас в конечном счете мы вынуждены искать норы, в которых можно спрятаться!»11
. В результате графы восстали, скорее от горя, чем от гнева: они обдумывали восстание неделями, даже месяцами, а вынуждены были начать незапланированные действия. Но все же это был опасный мятеж, который мог использовать мощные лозунги. Восстание было представлено в традиционных терминах как возмущение старой аристократии против злонамеренных советников-выскочек. Их прокламация в Р-поне провозглашала 16 ноября:«Ввиду того, что разные злонамеренные особы в окружении высочайшей королевы своими скрытыми и коварными стремлениями выдвинуться вытеснили в нашем королевстве истинную католическую Божью религию и тем самым нанесли королеве вред, внесли разлад в королевство и теперь, наконец, ищут и добиваются уничтожения знати, мы собрались вместе, чтобы использовать силу для сопротивления».
Воззвание имело значительный успех в Дареме и в Северном Йоркшире, учитывая время года: пять или шесть тысяч мятежников сплотились вокруг старых знамен Св. Катберта и Пяти Ран Христа, и во многих приходах Библия и Книга общих молитв были осквернены и восстановлены алтари. Графы подняли толпу — но им нужна была поддержка таких же знатных людей, как они сами: их прокламация от 28 ноября была разослана брать-ям-пэрам, с заявлением, что они восстали от имени «высокого и могущественного принца Томаса, герцога Норфолка», Арундела, Пембрука и «многих других, принадлежащих к древней знати королевства»; подчеркивалась также необходимость поставить вопрос о наследстве12
. Их восстание было ответственным, представительным, аристократическим.