Елизавета I Английская

Елизавета старалась снизить давление парламента и путем ограничения обсуждаемых тем. Она пыталась помешать советникам использовать парламент против нее, доказывая, что некоторые вопросы — за пределами его компетенции и могут быть решены только королевой при консультации ее Совета. В 1571 г. в своем ответе на традиционную просьбу спикера о свободе слова в Палате Общин лорд-хранитель Бэкон сообщил: королева «сказала, что было бы лучше, если бы они не вмешивались в дела государства, если только эти дела не выдвигалась на их обсуждение, а занимались бы другими делами, касающимися всего сообщества». Елизавета сформулировала новое различие между «делами государства», высокой политикой, которые парламент должен обсуждать, только если она их попросит, и «делами сообщества», теми общественными и экономическими вопросами, которыми парламент обычно и занимался. Парламент попросили не затрагивать вопросов, решение которых было прерогативой монархини. Лорд-канцлер Бромли попросил Палату Общин в 1581 г. «не заниматься делами ее государства, которые касаются ее прерогатив, а также религией»²⁰. Практически, Елизавета в ряде случаев пыталась воспрепятствовать обсуждению в парламенте законопроектов — о престолонаследии в 1566 г.; о религии в 1572, 1576, 1581, 1584, 1585, 1589 и 1597 гг.; о королевских финансах в 1589, 1597 и 1601 гг. Существовало еще одно различие, на котором Елизавета настаивала. В 1599 г. Бэкон сказал парламенту: королева даровала им свободу слова при условии, что они «ни по неразумию, ни по беспечности не забудут о своем долге, почтении и послушании своему монарху». Как объяснил сэр Уолтер Майлдмей в 1576 г.: «Нам нельзя забывать о различии между свободой слова и распущенностью в словах, ибо благодаря первой люди могут выражать свое мнение свободно, но с условием, что все говорится к месту, скромно, осторожно и с почтением. Вторая, наоборот, ведет к тому, что все произносится не к месту, необдуманно, высокомерно и непочтительно, не принимая во внимание лицо, время или место». Свобода слова была разрешена, но только если ею пользовались разумно — как лаконично выразился Пакеринг в 1593 г.: «Ее Величество дарует вам свободную, но не распущенную речь; следовательно, это свобода, но с должным ограничением»²¹. Это ограничение на стиль ведения споров вызвало гораздо меньше дебатов, чем ограничение на область дискуссий, и те, кто, как Питер Уэнтуэрт, заходили слишком далеко, подвергались наказанию в Палате. Но, тем не менее, это было важное ограничение, потому что фактически оно лишило парламентариев возможности возражать против прямых королевских указов.

Не во всех случаях, и даже не слишком часто королеве удавалось ограничить парламентские дебаты «безопасными» вопросами. Члены Совета и их агенты заводили членов парламента в области, которые Елизаветой были отмечены как запрещенные, они пытались оказать на нее общественное давление — особенно по поводу престолонаследия, религиозной реформы, Марии Стюарт и внешней политики. Но у нее была возможность заставить быть осторожными всех, кроме самых решительных; она сделала свой гнев орудием любого политического расчета и заставила парламент считаться со своими прерогативами. Как написано в одном дневнике в 1572 г.: «Послание, которое запретило внесение законопроектов насчет религии в Палату, как многим кажется, нарушает свободу Палаты, но по этому поводу никто ничего не сказал»²². В 1601 г., когда члены парламента настроились получить какую-то реформу против монополий, шли долгие дебаты о том, как действовать по делу, так близко затрагивающему монаршую область Елизаветы. Не следует воображать, что парламент нарочно старался бросать вызов полномочиям монархини: скорее, расширяя свои прерогативы вековыми способами, Елизавета расширяла возможность ограничивать дискуссию и избегать конфронтации. Тактическими маневрами, ораторским искусством и редкими уступками Елизавета обычно мешала своему парламенту, руководимому ее Советом, представлять ей законопроекты, против которых она возражала.