На 22 мая назначено возвращение из Висбадена на родину, в Лайнц. Уже подготовлен императорский поезд, составленный из девяти австрийских и баварских вагонов, четыре из которых — салон императрицы, следующие два вагона отданы прислуге. Последние три заняты багажом. У поворота железнодорожной ветки на Франкфурт, слишком быстро пройденного железнодорожным составом, сходит с рельсов последний багажный вагон. Поезд так резко дергает, что императрица замечает: «Какой ужас!» Снова следует удар, вагоны раскачиваются из стороны в сторону, и в сильном испуге Елизавета восклицает: «Водитель поезда должно быть пьян!» Машинист локомотива действительно не сразу замечает сход вагона с рельсов, и поезд от шпалы к шпале тащит подпрыгивающий последний вагон еще около четырехсот метров, до тех пор, пока не лопается узел сцепления. В это же время сходят с рельсов первые три вагона, и поезд с сильным толчком останавливается. Страшная паника. Выглядывающую в окно Елизавету удар отбрасывает на пол, шок от случившегося столь силен, что она едва находит в себе силы сесть. Из опрокинувшихся вагонов для прислуги слышатся вопли и стоны. «Кто-нибудь ранен?», — спрашивает потрясенная императрица. «Где Франц?!», — кричит, словно душевнобольная, Валерия. Везде царят невообразимый хаос и замешательство.
Возгласы, крики, суета. Мужчины нервничают, женщины рыдают, парикмахерша императрицы бьется в истерике, а сбежавшийся со всех сторон народ дает пустые советы. Вскоре выясняется, что ничего особо страшного не случилось. Первые пять вагонов совершенно целы, а из окна перевернутых вагонов для слуг выбираются придворный кондитер и легко раненный лакей. За ними следуют остальные, совершенно невредимые, лишь бледные от испуга. Через короткое время все будет приведено в порядок. Только опрокинутые вагоны напоминают о несчастье. Елизавета в это время нервно ходит по перрону. Через два часа поездка продолжается. Случившееся еще более ухудшило угнетенное состояние императрицы. «Жизнь, — говорит она дочери, — опасна своей непредсказуемостью. Люди рождаются исключительно для несчастий. Я никогда не смогу быть спокойной, если буду знать, что ты в дороге».
На вокзале в Оберхетцендорфе в ожидании супруги и дочери стоит император Франц Иосиф. Когда ему сообщают о случившемся, он произносит: «Все могло быть гораздо хуже, — и, хлопнув ладонями, добавляет, — хорошо, что все закончилось счастливо».
В Лайнце состояние духа императрицы дает небольшой крен. Она вновь погружается в свои бесплодные мечтания, полностью прекратила занятия верховой ездой, а здесь, кроме охоты, больше нет развлечений. Поэтому она вновь поглощена идеями о Боге и Вселенной. Иногда ей хочется отогнать их прочь, но это не удается, и она по-прежнему молится всесильному Господу, его силе и величию, хотя и сомневается в том, что эти молитвы будут услышаны Создателем. «Общеизвестно, — говорит Елизавета, — что человек бессилен в попытке противостоять вселенскому предназначению, основой которого служит неисповедимая Господня воля. В сравнении с ним мы лишь песчинки. Может ли он снизойти до меня?»
Растущая апатия императрицы постепенно погребает под собой всякую возможность поисков счастья души. «Я слишком стара и слишком устала, чтобы бороться, — говорит пятидесятидвухлетняя Елизавета. — Мои крылья сгорели, и я хочу лишь покоя».
28 мая приходит весть о том, что генерал-консул Варсберг, «последний грек», слывший в Вене мудрецом, умер в Венеции в возрасте пятидесяти трех лет. Это производит неизгладимое впечатление на императрицу, так как она глубоко ценила и высоко ставила этого блестящего знатока Греции, в доказательство чего ею был сделан заказ на строительство замка, носящего имя ее любимого героя Ахилла, на острове Корфу. Теперь все должно перейти в руки преемника Варсберга, морского офицера фон Буковиц. Если в нем удастся найти такого же умелого интенданта, руководителя строительства и высокообразованного проводника по миру древнегреческих духовных ценностей, разделяющего восхищение ими императрицы, как и покойный Варсберг, ему не будут искать замену.
В это время госпожа Шратт вновь обедает с императором и будущими молодыми супругами. Она, веселая, непосредственная и обаятельная, является в это тяжелое время лучшей отрадой Франца Иосифа. Елизавета искренне к ней привязана и рада, что у супруга есть такая возможность отвлечься от горя. И только Валерия по-прежнему полагает, что мать не должна позволять госпоже Шратт проводить столько времени с императором. После возвращения в Ишль императрица совершает долгие поездки по привычным местам, в Халлыптадт и Госаумюле. В Ианцене Елизавета часто молится перед ликом Божьей матери в часовне, выстроенной для Валерии. В июле она едет на родину в Фельдафинг. Сейчас, в несчастье, императрица вновь испытывает тягу к родне, с которой не виделась более трех лет.