Императрице непросто найти для своей новой дамы достойное место в строгой придворной иерархии. Ввиду ее скромного происхождения приходится воздержаться от того, чтобы сразу возвести Иду в ранг придворной дамы. Это могло бы задеть за живое остальных придворных, происходящих из более знатных семей. Однако выход из этого непростого положения был найден. Иде присваивают титул «госпожа» и величают ее «чтица ее императорского величества». Так Ида Ференци попадает в число приближенных императрицы. Елизавета с самого начала предупреждает ее, что она не должна никогда и ни с кем разговаривать о том, что говорит или делает ее госпожа[123]
. По ее словам это является непременным условием для полного взаимопонимания между ними. Предупреждение Елизаветы оказывается весьма своевременным. Не прошло и нескольких дней после появления Иды Ференци при дворе, как в дело вступает первая придворная дама эрцгерцогини Софии, которая во время представления Иды Ференци делает ей следующее предложение: «Обращайтесь ко мне всегда и по любым вопросам, не скрывайте от меня ничего из того, что касается ее императорского величества». В первое время Елизавета каждый день устраивает Иде форменные допросы для того, чтобы убедиться, что она по-прежнему верна только ей и не поддалась на уговоры окружения ее свекрови.Придворные дамы поначалу весьма любезно обращаются с «новенькой», однако вскоре они замечают, что та ведет себя по отношению к ним более чем сдержанно. Тогда их поведение резко меняется, оно становится холодным и недружелюбным. В то же время императрица весьма скоро замечает, что в лице Иды она нашла человека, который душой и телом предан ей, и только ей, а именно об этом она так страстно мечтала все эти годы. Вскоре Ида становится подругой Елизаветы, императрица обращается к ней на «ты», полностью доверяет ей, чаще других вызывает ее к себе тогда, когда ей что-нибудь нужно, и совершенно не опасается предательства с ее стороны. В результате молодая «пеmens lany»[124]
из Кечкемета приобретает немалое влияние на императрицу и не только учит ее венгерскому языку, но и прививает ей любовь к своему народу и своей родине.Ида Ференци была наслышана о необыкновенно красивой внешности императрицы, но никогда не думала, что она настолько обворожительна. После третьей поездки на воды в Бад-Киссинген Елизавета снова чувствует себя великолепно. К ней вернулась ее прежняя красота, более того, теперь, когда ей исполнилось двадцать семь лет, ее красота стала еще совершенней и гармоничней, чем в годы юности. Винтерхальтер, придворный художник Парижа и Лондона, запечатлевший на своих полотнах почти всех коронованных особ и красавиц своего времени и находящийся в зените своей славы, рисует два портрета Елизаветы. На одном из них императрица изображена в полный рост, в платье для приемов и при всех регалиях, другой, более скромный портрет, изображающий Елизавету с распущенными волосами, Франц Иосиф повесил в своем кабинете перед письменным столом. Вернувшись в Париж для того, чтобы нарисовать еще один портрет императрицы Евгении, художник рассказывает ей о необыкновенной красоте Елизаветы и об увлекательных беседах с ней во время позирования. Французская императрица уже давно мечтает о том, чтобы познакомиться со своей «коллегой» из Вены, уже хотя, бы потому, что она хочет убедиться, действительно ли Елизавета так прекрасна, как про нее говорят, и определить может ли она сама поспорить с австрийской императрицей в красоте. Евгения просит французского посла в Вене осторожно разузнать, не будет ли Елизавета возражать против того, чтобы в будущем году встретиться с ней на водах в Бад-Киссингене. Однако, несмотря на то, что это предложение передается с максимально возможной предупредительностью, Елизавета и слышать об этом ничего не хочет. Ведь она терпеть не может всякие аудиенции, придворные балы и празднества. Но иногда ей все-таки приходится участвовать в них, особенно когда это касается ее собственной семьи. На февраль 1865 года назначена свадьба ее самого любимого брата Карла Теодора и принцессы Софии Саксонской в Дрездене. Хочет она того или нет, но на эту свадьбу она должна поехать. В Дрездене императрица вызывает всеобщее восхищение, двор саксонского короля и простой народ настолько покорены ее обаянием, что везде, где бы она ни появлялась, ее встречают овациями. «Ты не можешь себе представить того восторга, — пишет королева Саксонии[125]
, — который вызвали здесь красота и очарование императрицы. Я еще никогда не видела наших спокойных саксонцев в таком возбуждении: стар и млад, знать и простолюдины, солидные господа и легкомысленные повесы, все были без ума от нее, а многие и до сих пор боготворят ее — elle a fait epoque ici» («ее пребывание здесь — целая эпоха». —