Елизавета I

   — Я делаю всё, что в моих силах, — любезным тоном ответил Сесил. — Я, милорд, служу взыскательной госпоже, которая не щадит ни себя, ни своих слуг. Она ожидает от нас умелой и результативной работы; я стараюсь оправдывать её ожидания хотя бы в том, что касается лично меня.

   — Ей очень посчастливилось, — мрачно проговорил Муррей.

Благодаря французскому послу рассказ о том, какой приём оказала ему английская королева, облетел всю Европу. Муррей не мог простить ей этого умышленного унижения, но ещё больше он её возненавидел за язвительные выпады, сделанные против него наедине. Муррей ненавидел Елизавету, но ещё более ненавистно ему было его положение изгнанника в этой стране, жизнь среди этого народа, к которому он питал всё большую неприязнь. Ему внушал отвращение английский климат, многословие и упадок нравов, которые были заметны повсюду, среди всех слоёв общества; в религиозных догматах здесь царила такая чересполосица, что они были иными едва ли не в каждом приходе; средний класс был чересчур влиятелен, а аристократия привержена материальным благам и настолько изнежена своей суетной и самовлюблённой королевой, что он мог бы поклясться, что мужчин в английском высшем обществе трудно отличить от женщин. Муррей тосковал по морозному прозрачному шотландскому воздуху почти до физической боли. Однако пока что ему не удалось примириться со своей сводной сестрой Марией.

   — Видит Бог, я бы желал, чтобы шотландская королева проявила то же благоразумие, что и королева Елизавета, — сказал он. — Впрочем, не выйди она замуж за этого негодяя, она не оказалась бы в нынешнем положении; без моей поддержки и поддержки моих друзей, которых она изгнала из страны, она всецело зависит от него!

   — Как нам известно, она беременна, — заметил Сесил. Собственно, эта новость и вынудила его пригласить этого малосимпатичного шотландца к себе для того, чтобы оценить политическую ситуацию.

Муррей кивнул:

   — Да, и одному Богу известно, каково будет потомство от такого брака, если, конечно, слухи неверны и отец ребёнка — действительно Дарнли.

На секунду выцветшие глаза Сесила прищурились.

   — Какие слухи, милорд?

   — Если вам они неизвестны, — с горечью ответил Муррей, — я могу изложить вам их суть в сильно смягчённом виде. Моя сводная сестра без ума от музыки; эта её привычка всегда меня раздражала, но она привезла её из Франции, где воспитывалась. Она держала при дворе музыкантов, а два года назад взяла к себе на службу итальянского певца. Его имя Риччио; трудно себе представить более безобразное существо — кривобокий как сучок и хитрый как крыса. Нет нужды вам объяснять, что милорд Дарнли удостоил его своего особого внимания. То было в первые дни его брака с королевой, когда она совершенно утратила способность здраво рассуждать или хотя бы соблюдать внешние приличия; всякий, кому милорд Дарнли оказывал покровительство, немедленно оказывался в числе её приближённых.

   — Если я не ошибаюсь, — перебил Сесил, — секретаря королевы Марии зовут Риччио?

   — Это он и есть, — угрюмо проговорил Муррей. — Он сумел настолько втереться ей в доверие, что она назначила его на эту должность и оказывает ему такие знаки своего расположения, что теперь её царственный супруг ненавидит его так же яростно, как раньше любил.

   — А насколько мне известно, королева, ваша сестра, теперь питает к своему мужу неприязнь такую же сильную, какова раньше была её любовь к нему, — сказал Сесил.

   — Провидение её покарало, — удовлетворённо заметил Муррей. — Теперь она понимает, что мои предостережения были справедливы: её супруг — пьяница и распутник, не чтящий ни Бога, ни людей. Как я слышал, он бесчестно обращается с ней даже теперь, когда она ждёт ребёнка.

Судя по его тону, он считал: каковы бы ни были нынешние страдания королевы Марии, это не более чем справедливая кара за то, что она действовала вопреки его советам.

   — В таком случае сейчас она, должно быть, готова подумать о том, чтобы вернуть вас в Шотландию, милорд, — предположил Сесил.

   — Ха! — Муррей издал злобный смешок. — Плохо же вы знаете мою сестру, если думаете, что в деле управления государством она хоть в какой-то мере руководствуемся политическими соображениями! Её неприязненное отношение ко мне и другим лордам-протестантам неизменно, а о нашем возвращении в Шотландию она и слышать не хочет. Впрочем, она теперь вообще не хочет слышать никого и ничего, кроме того, что подсказывает ей её необузданная натура и советует эта итальянская змея. Мэйтлеид Летингтон мне далеко не друг, но даже он больше не имеет на неё никакого влияния. Пришло время действовать другими методами. Поэтому-то я и пришёл к вам, сэр Вильям; я полагаю, вы к нам расположены, а посему вас следует посвятить в наши планы.

   — Я польщён. — Сесил ничем не выдал своего волнения и спокойно сложил руки на груди. — И что же вы намерены предпринять?