Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Очень медленно они продвигались на запад через Чертси, Гилдфорд, Фарнхэм, Порчестер и Саутгемптон. Остановились в аббатстве Больё и пересекли Солент, посетив остров Уайт, затем поехали дальше в Крайстчёрч, Пул и замок Корф. В августе по просьбе Елизаветы остановились в Хейтсбери и погостили у хозяйки поместья, леди Хангерфорд. Бывший тюремщик Елизаветы капитан Несфилд умер восемь лет назад, но дом был полон воспоминаний о матери, сестрах и тревожном времени, которое они провели здесь. Над всем этим тенью висела память о ее планах выйти замуж за Ричарда, о чем не стоило упоминать при Генрихе. Да, жизнь ее развернулась совсем в другом направлении, однако, оглядываясь назад, Елизавета все равно не видела для себя иного пути в то время. Она не могла удержаться от сравнения тех мрачных дней со своей теперешней устроенной жизнью.

В Виндзор они вернулись в сентябре, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гарри исполняет свою первую публичную обязанность – выступает свидетелем того, как король дарует хартию аббатству Гластонбери. Елизавета с гордостью наблюдала, как ее сын выводит на документе свое имя аккуратным почерком, которому научила его она. Ему исполнилось пять, ее прекрасному, милому жизнерадостному сыночку, мальчику умному и с завидными талантами. Он столько взял от своего дяди Йорка.

Леди Дарси уходила на покой, и на освободившееся место Елизавета пригласила Элизабет Дентон; эта женщина с момента замужества Елизаветы служила хранительницей гардероба, а теперь станет главной наставницей Гарри и воспитательницей его сестер вместе с леди Гилдфорд, тоже много лет проведшей на службе у королевы.

По предложению леди Маргарет Генрих назначил учителем Гарри ее протеже, поэта Джона Скелтона, человека очень образованного. Вечно хмурый, с неподвижным лицом, Скелтон обладал изрядным умом и был остер на язык, он потешал всех своими сатирами. Генрих обрадовался, когда известный голландский ученый-гуманист Дезидериус Эразмус посетил Элтем и сказал Гарри, что Скелтон – несравненный светоч знаний, украшение литературы и лучшего учителя принцу не найти. Однако Гарри явно в этом сомневался. Учитель был строг, уделял много внимания соблюдению королевского достоинства, а турнирами и войнами не интересовался.

Но Елизавета видела, как ее сын расцветает под руководством этого наставника. Она трепетала от восторга, замечая, что Скелтон выявил и поощряет талант принца к музыке. Мальчик играл на лютне как ангел – по крайней мере, так казалось Елизавете – и уже начал сочинять собственные песни.

– Хоть он и юн, но уже начал понимать общие основы теологии, – сказал ей Скелтон, когда они сидели в учебной комнате в Элтеме, а Гарри, склонив над книгой рыжую головку, постигал азы латыни. Увидев, что королева удивленно изогнула брови, учитель улыбнулся. – Вообще-то, у него есть свое мнение, и он убедительно его отстаивает. Принц очень умен, мадам, превосходно овладевает языками и любит учение само по себе; он – прекрасная новая маленькая роза, достойная своего рода.

Елизавета склонила голову, принимая комплимент, и продолжила листать тетради Гарри. Они были аккуратными, почти совсем без клякс и помарок.

– Кажется, он опережает свой возраст, – заметила она.

– Определенно. Но разумеется, этого и следовало ожидать.

– Я бы скорее думала, что это следствие ваших с ним занятий, – сказала Елизавета.

– Ах, мадам, наставник лишь настолько хорош, сколь податлив материал, с которым ему приходится работать. Иметь такого способного ученика – большая радость.

В комнате Маргарет ситуация складывалась совсем иная. На пороге семилетнего возраста девочка умела читать и писать, хотя и не слишком уверенно. Она предпочитала музыку и танцы, и ее воспитательницы жаловались, что принцесса все время ерзает во время уроков, так как ей хочется поскорее заняться чем-нибудь другим.

– Что ж, давайте на сегодня отложим книги, – сказала Елизавета и взяла лютню, которую Генрих купил Маргарет. – Я хочу послушать, как вы играете, – обратилась она к дочери; к счастью, та имела некоторый талант к музицированию и уже неплохо играла на клавикордах.

В общем, день прошел очень приятно. Елизавета успела провести какое-то время и с младшей дочерью, порадовалась тому, как хорошо та развита для шести месяцев и как она мила. Малышка совсем не оробела, а при виде матери заскакала на руках у няньки и захихикала, когда Елизавета взяла дочку и поцеловала ее маленькую головку. Это напомнило ей другую головку, которая когда-то лежала у нее на плече и невидимым призраком до сих пор витала в этих покоях. Бет каждый день появлялась в мыслях Елизаветы.

Сидя в барке по пути обратно в Шин, Елизавета благодарила Господа за то, что он дал ей таких прекрасных детей. Она горячо желала, чтобы им не пришлось расти в мире, омраченном угрозами и интригами, и молилась, чтобы в детство Маргарет, Гарри и Марии не вторгались тревоги и заботы, осаждавшие их отца.

Надежды оказались напрасными. По возвращении Елизавета застала Генриха в большом возбуждении, он метался по комнате, как лев в клетке.