Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

«Вот сейчас ты можешь попросить Генриха о чем угодно, Бесс», — прошептала мать ей в ухо, если бы находилась рядом.

Но что можно пожелать, когда самое дорогое унесла смерть? Другая, на ее месте попросила бы бриллианты, но бриллианты слишком холодны для того, кто больше всего на свете мечтает о тепле человеческой души.

— Может быть, у тебя есть какая-нибудь просьба? — спросил Генрих, словно угадав ее мысли.

В этот момент у Елизаветы не было никаких особых желаний. И потому, хотя речь шла о подарке ко дню коронации, она обратилась к нему с весьма скромной просьбой. Как бы, между прочим она сказала:

— Я была бы не против, если бы беднягу Симнела забрали из кухни и приставили к соколам. Думаю, в компании с хищными птицами он будет чувствовать себя лучше, чем с людьми, не знающими жалости.

Возможно, Генриха удивили ее слова, но виду он не подал. Ему не было дела до сына булочника. Он даже не стал спрашивать, видела ли она Ламберта Симнела и с чего это вдруг она решила удовольствоваться такой скромной просьбой.

— Как пожелаешь, дорогая, — согласился он. — Я отправлю его в ученики к своему главному сокольничему в Черинге.

Она внимательно следила, как он раскрыл свою внушительную записную книжку и занес в нее просьбу: теперь можно быть уверенной, что он не забудет о своем обещании. И она представила себе, как опрятный, уверенный в себе молодой человек снова радуется голубому небу. А Генрих, который так легко уступил скромному желанию жены, увидел в этом возможность в очередной раз явить миру милосердие Тюдоров, не потратив на это ни гроша.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Коронация королевы превратилась в праздник всей Англии. Елизавете, конечно, хотелось, чтобы сейчас было лето, однако, к счастью, сияло солнце, и, как и обещал Генрих, этот день действительно стал ее днем. Елизавета торжественно направлялась в Лондон на борту большой королевской ладьи с огромным числом гребцов, одетых в новые зеленые ливреи с вышитой на груди огромной розой Тюдоров. Темза словно ожила и во всю свою ширь была заполнена ярко украшенными лодками, сопровождавшими королеву. Девушки в белых платьях с распущенными волосами, наклонившись над водой с борта своих хрупких суденышек, разбрасывали перед ней алые и белые розы, а неподалеку на той же скорости, что и королевский ковчег, плыла лодка, заполненная студентами из Линкольнс Имн, которые оглашали округу звуками веселой музыки. На радость публике, толпившейся на берегу, одна барка была разрисована под дракона, красовавшегося на валлийских знаменах, и создавалось впечатление, будто грозное чудище изрыгает огонь в мерцающие воды Темзы.

Король Генрих встречал ее в Тауэре. Он снова дал ей возможность убедиться, насколько он предусмотрителен. Зная, как Елизавета ненавидит королевский дворец, он рассчитал время таким образом, чтобы она задержалась здесь очень ненадолго — лишь отдохнуть и восстановить силы.

— Вокруг тебя будет так много людей и тебе столько придется сделать, что тебе просто некогда будет вспоминать о тех печальных событиях, — заверил он ее.

И он как в воду глядел. Ее мысли не уносились за пределы той комнаты, в которой она переодевалась для торжественного процесса. Это был поистине ее день! Через несколько минут Елизавета устроится в открытых носилках и, минуя ворота дворца, поплывет по улицам Лондона во главе праздничной процессии вниз, к мосту Флит, потом через Лад Гейт попадет на Стренд и по ней прямиком направится к Вестминстеру.

— Как-то не укладывается в голове: в моей жизни уже столько всего произошло, а мне всего лишь двадцать два года! — взволнованно проговорила она, когда фрейлины заканчивали ее туалет, а Диттон, самая молоденькая из них, присела перед ней на колени, чтобы поддержать новое зеркало.

— Тебе повезло, что ты достаточно высока и в состоянии унести на себе столько бархата! — рассмеялась Анна Плантагенет, расправляя своими проворными пальчиками фалды на ее малиновом платье с горностаем, в то время как Джейн Стеффорд завязывала толстые шелковые шнурки с кисточками на ее белой мантии.

— А еще хорошо, что король прислушался к пожеланиям народа и позволил Вашему Величеству пойти на коронацию с распущенными волосами, хоть вы уже и не девушка, — сказала Метти, старательно расчесывая копну ее густых волос, пока они не затмили своим блеском красоту золотого венца, надетого на голову ее госпожи, и бриллиантов, вшитых в сеточку для волос, которой были схвачены ее кудри.

Солнечным ноябрьским днем она села на носилки, покрытые золотой тканью, и, как только процессия тронулась, воздух огласил веселый перезвон колоколов лондонских церквей. Впереди ехали ее фрейлины верхом на белых конях, а крепкие рыцари Бата держали над ней золотой балдахин. Вдруг перед ее носилками верхом на белом коне появился Джаспер Тюдор — украшение любого шествия, как говорили о нем женщины, — который пристроился во главе процессии и, казалось, был одновременно и стражем королевы, и ее герольдом.