Елизавета Петровна

Пехота была подготовлена лучше. При Елизавете уделяли особое внимание гренадерам. В гренадеры брали самых подготовленных и физически крепких солдат, их выделяли из рот и сводили в отдельные привилегированные подразделения. В 1753 году в каждом батальоне была одна гренадерская и четыре обычные мушкетерские роты. Чуть позже были сформированы отдельные гренадерские полки - ударная сила русской пехоты. Наблюдатели отмечали, что в гренадеры брали людей только сильных и высоких. В боях Семилетней войны гренадеры показали себя с наилучшей стороны. Содержали гренадер, естественно, лучше, чем обыкновенных мушкетеров и, как это часто бывало, за счет последних. В гренадерских соединениях реже случался и обычный для армии некомплект - о пополнении гренадерских полков особо заботилось начальство (Леонов и Ульянов, с.69-70). Но в целом русская армия не воевала уже 14 лет - срок по тем временам огромный. У солдат, офицеров и даже генералов не было боевого опыта.

Сразу же после объявления войны главнокомандующим армией был назначен 54-летний Степан Федорович Апраксин. Он служил в Преображенском полку, воевал в Русско-турецкой войне 1735-1739 годов и закончил ее генерал-майором. Однако военную карьеру Апраксина предопределили не его военные подвиги, а родство: он был сыном известного петровского генерал-адмирала Ф. М. Апраксина и зятем канцлера Г. И. Головкина. Ближайшими друзьями Апраксина были Шуваловы, принимали его и Разумовские, а также Бестужев-Рюмин. Апраксин умел угодить всем и слыл за человека «пронырливого», склонного к интриганству. В 1746 году он стал генерал-аншефом, а в 1756 году - генерал-фельдмаршалом. Он не был талантлив как полководец, но императрице не приходилось выбирать: старые военачальники либо умерли, либо пребывали в отставке. Кроме Апраксина в России было еще три фельдмаршала - один другого хуже. А. Г. Разумовский не служил даже фендриком и получил высший чин лишь по большой любви к нему императрицы Елизаветы. Князь Н. Ю. Трубецкой был таким же фельдмаршалом, как раньше боярином. Последний чин ему почему-то дал Петр Великий, когда Боярской думы не существовало уже лет двадцать. Наконец, последний кандидат в главнокомандующие - А. Б. Бутурлин - также не имел опыта командования войсками и был полной бездарностью в военном отношении. Не побеспокоилась Елизавета заранее, как это делал некогда ее отец, и о найме на русскую службу талантливых иностранных генералов. Словом, опыта пришлось набираться в ходе сражений, не щадя людей.

Перед походом императрица приободрила Апраксина наградой - собольей шубой и серебряным сервизом в несколько пудов. Получив инструкцию о ведении войны, Апраксин в октябре 1756 года отбыл в Ригу, поближе к театру военных действий. Как отмечал военный историк Д. М. Масловский, Апраксин, еще не выезжая в Ригу, допустил как полководец «капитальную ошибку… заключавшуюся в принятии инструкции, выполнить которую он не мог» (Масловский, с.31, 287). Инструкцию составлял канцлер Бестужев-Рюмин, полки никогда не водивший. Это была, скорее, дипломатическая инструкция, которая предписывала во всех случаях… ждать из Петербурга новых инструкций. От армии, пересекшей границу империи, требовалось, чтобы она «обширностью своего положения и готовностию к походу такой вид казала, что все равно, прямо ли на Пруссию или влево чрез всю Польшу в Силезию маршировать» (то есть на помощь австрийцам). Бестужев-Рюмин полагал, что, увидев это грандиозное выдвижение русских богатырей, Фридрих II начнет метаться в панике, не зная, куда же пойдут эти непобедимые русские. Тем самым, полагал хитроумный канцлер, «королю Прусскому сугубая диверзия сделана будет».

Одновременно Бестужев предписывал Апраксину не только стоять, но «непрестанно такой вид казать», что «скоро и далее маршировать будет». «Нужда в том настоит крайняя, - отмечалось в инструкции, - дабы атакованных наших союзников ободрять, короля Прусского в большой страх и тревогу приводить и наипаче всему свету показать, что не в словах только одних состояли твердость и мужество, которые мы учиненными… инструкциями оказали».