Елизавета. Золотой век Англии

Елизавета поехала отдохнуть во дворец Оутлендс, построенный ее отцом для своей третьей жены Джейн Сеймур рядом с городком Уэйбридж в графстве Суррей. Там она узнала об аресте своих музыкантов[120]. Случилось это вскоре после визита Кастельно в Виндзор. Подходило к концу летнее путешествие королевы по стране. Раздраженная Елизавета поручила заняться делом арестованных музыкантов Уолсингему. Ее нетерпеливость – даже если речь шла о делах незначительных – была притчей во языцех: так, однажды апрельской ночью 1572 года королева никак не могла уснуть и приказала личному конюшему скакать «что есть мочи» из Гринвича в Уайтхолл, более чем по одиннадцать километров в каждую сторону, за атласной подушкой, которую оттуда забыли привезти[121].

Низкопоклонствуя и лебезя, Спенсер пытался оправдаться, объяснял, что не знал венецианских музыкантов в лицо. Члены Тайного совета, подстегиваемые раздраженной королевой, освободили братьев Бассани, а Спенсера и Флитвуда 8 октября вызвали в Уайтхолл «на ковер»[122].

Как и предсказывали дерзкие музыканты, обвинители теперь сами оказались в роли обвиняемых. Тайный совет отправил незадачливых хранителей правопорядка в тюрьму Маршалси в Саутуарке на южном берегу Темзы. Тщетно Спенсер взывал к Уолсингему, заверяя, что «никогда бы добровольно не учинил ничего, что могло бы вызвать недовольство Ее Величества или Вашей Чести, ибо ради Ее Величества и с одобрения Вашей Чести готов отдать как свое состояние, так и саму жизнь»[123]. В итоге Спенсеру и Флитвуду было приказано смиренно просить прощения у братьев Бассани, а также выплатить круглую сумму для возмещения тех лишений, которые музыканты претерпели во время нахождения за решеткой. Затем еще владелец Олдгейта лорд Томас Говард взыскал с провинившихся сумму, в которую он оценил урон, нанесенный ему рабочими, заделывавшими нелегальный проход[124]. Неудивительно, ведь за несколько недель до этого Елизавета стала крестной сына Говарда, послав кормилице ребенка мошну с серебром[125].

Учитывая разрыв отношений с Испанией и страх, охвативший столицу в 1584 году, нет ничего удивительного в том, что сэр Джон Спенсер арестовал подозрительно перешептывавшихся чужеземцев. Он поступал в соответствии с возложенными на него обязанностями. Да, Спенсер славился своей несдержанностью, но не менее темпераментной оказалась и сама королева. Помимо прочего, шерифа поразила беспечность Елизаветы, а также отсутствие всякого уважения к нему как избранному представителю власти. Об этой стороне характера королевы злополучный шериф не подозревал. Вынужденный отчитываться перед Тайным советом, он на собственной шкуре почувствовал, что Англией правит королева, чьи помыслы и чаяния неведомы даже самым близким ее сподвижникам.

2 Кризис и предательство

Убийство Вильгельма Оранского поставило Елизавету перед самым решительным и опасным выбором в ее жизни, столкнув внутри ее инстинкты королевы и чувства женщины. Вопрос стоял прямо: должна ли она прийти на помощь голландским кальвинистам в их борьбе с испанским владычеством, провоцируя таким образом войну, или же предоставить мятежников их собственной судьбе? Откажись она от вмешательства, войска герцога Пармского, без сомнения, захватили бы Нидерланды. И тогда британские острова оказались бы в радиусе непосредственного поражения, поскольку Ла-Манш находился бы под контролем лучшей в Европе армии Филиппа II.

Гибель предводителя ввергла нидерландцев в такое отчаяние, что они позвали короля Франции Генриха III править их страной. Уолсингем, многие годы выступавший ярым сторонником военной и материальной поддержки голландских кальвинистов, получил в начале октября 1584 года от своего агента в Делфте подробный отчет о сделанном французскому монарху предложении[126]. Верный католик, Генрих, в отличие от герцога де Гиза, не питал никаких симпатий к Филиппу, и поначалу казалось, что он может принять предложенное ему господство. 10 октября на заседании Тайного совета было решено отправить «какого-нибудь мудрого человека» в Голландию с тем, чтобы проверить, возможно ли участие Елизаветы в подписании франко-голландского союзнического соглашения в качестве гаранта. Для королевы такая позиция была бы наиболее предпочтительна. Тем не менее Елизавета решила, что в случае, если король Франции откажется защитить Нидерланды от «испанской деспотии», сама она не станет претендовать на титул правителя нидерландских земель, но сделает все, что в ее силах, чтобы оказать им посильную помощь. «Воля Ее Величества, – писал Бёрли, излагая позицию Совета в ряде конфиденциальных докладных записок, – состоит в том, чтобы оказать землям этим всяческую помощь, какую оказала бы она владениям собственным». Королева была готова пойти на это, полностью осознавая, что помощь Голландии ознаменовала бы начало войны с Испанией[127].