Елизавета. Золотой век Англии

Бёрли слишком хорошо знал, как сильно Елизавета не любила сюрпризы, поэтому предупредил, чтобы она ожидала чего-то в этом духе. К несчастью для чахнущего главы правительства, предупрежден — значит, вооружен. В эту поездку Елизавета была измучена мигренью, которая периодически ее донимала, и ответила актеру собственной заготовленной речью в виде «вердикта», дав выход своему своеобразному, сардоническому чувству юмора. Королева зачитала вслух «вердикт», адресованный отшельнику, который описывался в нем как «безутешный, оставивший дела земные Эльф, отшельник Теобалдс». И это описание явно намекало, что ее послание предназначено не актеру, а самому Сесилу — «Эльфу» (Sprite), что созвучно с прозвищем главы правительства, которого Елизавета называла «духом» (Spirit). Суть послания, представленного в виде решения суда лорд-канцлера, сводилась к следующему: актер-отшельник должен вернуться в свою келью, будучи «слишком хорош для отверженных, слишком плох для нашего заслуженно любимого советника», а Бёрли надлежит вернуться на свой пост. Она не собиралась отпускать его со службы. Несмотря на скопившиеся за долгие годы разногласия, Елизавета из двух зол предпочитала уже знакомое. Как королева, она должна была исполнять свои обязанности до конца жизни и не видела причин для Бёрли не продолжать работать вместе с ней. Такова цена, которую ему придется заплатить за множество привилегий, которыми он пользовался[519].

Тем не менее с возрастом и опытом они прониклись друг к другу глубоким уважением. Поэтому кое в чем Елизавета все же пошла навстречу Бёрли. После завтрака в последний день визита она посвятила в рыцари Роберта Сесила, что обычно означало скорое вхождение в Тайный совет, хотя и не удостоила его высокой позиции главного секретаря, ранее занимаемой Уолсингемом, для которой, на ее взгляд, ему не хватало опыта. Несмотря на это, Бёрли, которому пришлось разделить с Хэттоном часть бывших обязанностей Уолсингема, продолжал подавать королеве непрозрачные намеки. Церемонию посвящения Роберта в рыцари предваряло сочиненное им театрализованное представление, в ходе которого почтальон, доставлявший королеве письма от китайского императора, стучался в дверь и спрашивал «главного секретаря Сесила»[520].

С июля по сентябрь Елизавета планировала проехать по Суррею, Сассексу и Гэмпширу, рассчитывая встретиться с Генрихом IV в Портсмуте, если Бёрли удастся все организовать. К 10 июля лорд Хансдон, которого королева в 1585 году назначила своим лорд-камергером, уже занимался устроением остановок на пути ее следования[521]. 19 июля она посетила дом Бёрли на улице Стрэнд, чтобы оттуда лицезреть парад лорда Эссекса и его кавалерии перед его отбытием во Францию[522]. Затем она вместе с двором переместилась в Нонсач, готовясь в скором времени отправиться в первое из длительных путешествий того года.

2 августа, за день до отъезда из Нонсача в дом сэра Уильяма Мора в Лозли в Суррее, Елизавета приняла Роберта Сесила в члены Тайного совета. Это произошло в основном благодаря вмешательству Хэттона. Кристофер Хэттон, которого сэр Генри Антон в письме из Дувра назвал «главным хлопотателем» за Сесила, несколько месяцев убеждал королеву принять решение в его пользу[523].

Сделав краткую остановку в Фарнеме, 14 августа королева наконец достигла первого из основных пунктов назначения, дома виконта Монтегю в Каудрей в Сассексе. У Монтегю Елизавету будут шесть дней развлекать посреди наспех разбитых садов, однако происходившее здесь в действительности было не совсем тем, чем казалось. Биографы утверждают, что ее визит был выражением доверия хозяину, на самом же деле он говорил скорее об обратном. Маргинализация Монтегю, одного из самых ярых католиков королевства, занимавшего центральное положение в подпольной сети поборников старой веры, началась еще в 1559 году, после его вызывающей речи в парламенте, направленной против предложения Бёрли о разрыве связи Марии Тюдор с Римом и протестантского Акта о единообразии[524]. Пропасть между ними еще больше увеличилась в 1570 году, после Северного восстания и папской буллы о свержении и отлучении королевы от церкви: тогда Елизавета с большим подозрением относилась ко всем пэрам-католикам. Монтегю избегал беды, аккуратно отдаляясь от иезуитов и регулярно сопровождая королеву в шествиях к часовне в том или ином из ее дворцов (хотя и никогда не оставался на службу). Но он занимал нейтральную позицию. Поддержка Испании и открытое выступление против голландцев окончательно ухудшили его положение, и в 1585 году его сняли с высокого поста в органах местного самоуправления[525].