Элизиум, или В стране Потерянных Снов

— Атрофия мышц, — наставительно проворковал мистер Бэгглз, травник, — серьезное дело, моя дорогая. Иногда последствия могут сказываться всю жизнь. Впрочем, припарки из настоя медуницы…

Гарри сел за стол и вежливо выслушал все сентенции насчет медуницы. Рози и Лили тихонько, скептически переглянулись.

— Я помогу, — сказал Ал, — я знаю все заклятия на его чертовой коляске. Я помогал ему в школе.

Астория разлила чай. Она сняла шляпу из черной соломки и положила ее в пустое кресло.

Малфои блистали своим отсутствием. Гарри пришлось посоревноваться в красноречии с мистером Бэгглзом, но сила медуницы превосходила силы начальника авроров.

Дети уничтожили два блюда с канапе, клубничные тарталетки, шоколадный пирог. Гарри запоздало принялся выговаривать, но Астория только махнула рукой.

Она встала, подняла бокал с лимонной водой.

— Сегодня странный день, — сказала она, ни на кого не глядя. — Мы все знаем, какой.

Мускул на щеке у Гарри дернулся.

— Скорпиус, за твоего отца, — Астория быстро отпила, поставила бокал и села, с прямой и упрямой спиной, по-прежнему не сводя глаз с белоснежной скатерти.

— Раньше в дни рождения папы было веселее, — заметил Скорпиус.

Порыв ветра ударил по ветвям, обсыпал стол и всех собравшихся снежно-белыми лепестками. Лили и Роза взвизгнули от восторга. Лепестки закружили в чашках с чаем, облепили пирог.

— Раньше вообще было веселее, — заметила Рози, — потому что мы были маленькими.

Ветер не унимался, трепал скатерть, гнул ветви, поднимал рябь в траве.

— Свежеет, — заметила Астория.

— И уже поздно, — подхватил Гарри.

Солнце склонилось к западу, небо стало бархатисто-синим, низким и уютным, как шатер.

Скорпиус молча развернул коляску, легкое плетеное креслице меж двумя неуклюжими колесами покатилось прочь.

— Мы останемся, — упрямо сказала Рози. — Останемся с ним.

Астория вдруг опустила лицо в ладони. Мистер Бэгглз в смятении встал, прошелся по лужайке и даже, Гарри — и Драко вместе с ним — мог бы поклясться, готов был от растерянности засвистеть какой-то мотивчик.

Лили легко коснулась плеча миссис Малфой, потом осторожно поднялась.

— Пожалуйста, не надо. Не плачьте. Ну же? Не надо больше плакать.

Гарри встал, откашлялся.

— Дети побудут немного, а потом мы уходим. Хорошо? Астория?

Она, без гнева и без благодарности, молча дернула плечом.

Маленькая процессия вернулась в дом. Ветер креп, свежел. Мистер Бэгглз что-то бубнил, наклоняясь к своей даме.

Небо налилось прохладой, выступили, словно капельки пота, первые мелкие звезды.

Драко разглядывал их без особенного внимания. Никакого звездопада. Ничего подобного. Сегодня, и сейчас, и сотню ночей до и после.

Ветер, совсем разыгравшись, сдернул со стола скатерть, опрокинул чашки, сбросил пирожные в траву. Покатились кусочки сахара, головки полевых цветов, салфетки. С кресла, в котором прежде всегда сидел Люциус, ветер содрал какой-то темный длинный предмет, отряхнул его, как прачка отряхивает белье, и Драко увидел, как по траве распласталась мантия.

Он узнал ее и с удовлетворением подумал, что Астории хватило благоразумия не говорить ничего при мистере Бэгглзе.

Набежали тучи, и сразу стало темно и холодно. Шла ночная гроза.

Звезды исчезли в чернильных мягких волнах. Драко двинулся к дому, пытаясь найти утешение хотя бы в том, что все еще есть, куда возвращаться — пусть возвращение и откладывается.

Он увидел, как загорается свет в комнатах, потом открылась парадная дверь и Гарри вышел на крыльцо, ежась, накидывая на ходу пиджак.

Галстук болтался, развязанный, позабытый. Гарри шел медленно, миновал лужайку под окнами кабинета, прошел по темной, влажной траве и вступил в тень аллеи. Он не заметил мантии, которую ветром дотащило до клумб, и она запуталась в них — комок черного на бледных цветах.

Драко двинулся за ним, покорно, как собака.

* * *

Он не видел, только знал — знал потом, не теперь, но знал это, представлял всю картину совершенно ясно, безупречно ярко, до мельчайших деталей.

Комнатку, уставленную свечами, двух девочек на полу — они сидели, скрестив ноги. Мальчика, лежащего на постели, с больным и измученным личиком. Его истонченные тяжелым выздоровлением ноги, вытянутые на покрывале, хрупкие плечи и грустное улыбающееся лицо.

Другого мальчика, вынимающего из футляра флейту. Он долго возился с ней, потом с разбега, с полутакта, заиграл. Девочки вскочили. Мелодия была быстрая, легкая, как детские шаги по деревянному полу, в ней было что-то озорное, смешливое и нетерпеливое. Лили отбивала такт ногой. Рози запрыгнула на кровать, пружинами ее подбросило вверх, рыжие волосы взметались и падали.

Скорпиус начал смеяться. Лили выдернула из-под покрывала подушку, бросила в сестру.

Ал играл самозабвенно, прикрыв глаза от наслаждения.

— Погоди! — закричала Рози, — погоди, дай минутку, Ал!

Но он не остановился.

Тогда Рози схватила свою сумку, перевернула ее одним нервным движением.

— Что ты делаешь?

Рози вытащила мешочек с бусинами, достала другой и третий. Она высыпала на пол горсти блесток, жемчужин, битых стеклышек.

— Это наш фонарик, — выдохнула Лили.