Елка в подарок

Дама подходит к роялю. На звуки первых аккордов появляется сногсшибательная девица в стиле графини-пастушки, этакой урожденной Ростопчиной. На ней муслиновое платье с рюшами и воланами, оборки нижних юбок прикрывают щиколотки, косы ниже спины, на голове старая шляпка из итальянской соломки, а в руках серсо.

Вы, должно быть, дотумкали посредством своего серого вещества, которое носите с собой в сумке через плечо, что малышка с оборками изображает ученицу и ей лет двадцать от роду. Она жеманно целует даму в очках, изображающую по сценарию учительницу музыки, и садится на высокий крутящийся табурет. Начинается захватывающее действие. Преподавательница нервно стучит по крышке ролля, недовольная музыкальными способностями своей ученицы. Та мимикой и жестами показывает, что, мол, ей страшно душно, и начинает сбрасывать одежды.

С большим знанием дела она расстегивает крючки на платье. К раздеванию подключается учительница, тоже не переносящая жару. Зал затаил дыхание. Слышно, как на пол градом сыплются пуговицы. Очевидно, администрация ежедневно сгребает их лопатами, чтобы затем продать по сходной цене в галантерейный магазин напротив. Четверть часа возни и телодвижений - и на обеих одежды столько же, сколько на рояле. Мадам профессорша сбрасывает даже шиньон.

Когда на дамах остается лишь губная помада, свет гаснет и обалдевшие зрители расшибают вдребезги ладоши от глубокого удовлетворения современным искусством. Вы меня знаете, я далек от того, чтобы давать обет целомудрия, но подобное действо требует более отточенной пластики. Особенно в контакте с противоположным полом - вот где театр мимики и жеста!

Бармен подмигивает мне с гордостью за заведение.

- Классно, правда?

- Еще как! Порнопрогресс не остановить. Как и технический! Всего ничего как изобрели атомную бомбу, а мы уже так далеко ушли. Просто голова кругом!

Он согласно кивает головой.

- Какая вам больше понравилась?

- Учительница, - отвечаю я без тени сомнения. - Из нее талант так и прет, особенно снизу. Вы заметили родинку на ее левой ягодице? А какая игра бюста! Настоящая драматургия!

- Талант, куда деваться! - подтверждает корсиканец.

- Это точно! А то некоторые годами ломают пальцы в консерваториях или стирают ноги по колено в балетных школах, ну и что? Барабанят по клавишам и скачут по двадцать минут на пуантах с затекшей шеей перед пустыми залами...

- Не всем дано! - глубокомысленно изрекает бармен, потом наливает англичанину немецкого пива, а немцу - английского и вновь возвращается к светской теме: - Вы заметили? Не каждая может так сыграть! Представьте, если какая-нибудь дура начнет раздеваться...

Он умолкает при виде вошедшего в зал импозантного мужчины, который окидывает заведение пронзительным взором. Анж Равиоли, собственной персоной. Несмотря на жару, на нем пальто из верблюжьей шерсти и шелковый платок вокруг шеи. Тщательно прилизанные волосы блестят, как антрацит. Легким кивком головы он приветствует бармена и проходит в глубь зала.

- Вы узнали его? - спрашивает из-за стойки ценитель настоящего искусства.

- А то! Он сделал вид, что не заметил меня...

Я спрыгиваю с табурета и вновь попадаю в густое облако призывных запахов. Если еще хоть на секунду останусь в окружении бабочек, то вместо виски придется заказывать противогаз.

Силуэт Равиоли исчезает в узкой двери рядом со сценой. Направляюсь за ним. Атмосфера за кулисами еще пакостнее, чем в баре. Кроме тошнотворного запаха духов здесь воняет потом, женским естеством - словом, ипподромом...

Лысый сморщенный хорек, продернутый в найденный на помойке смокинг, преграждает мне путь:

- Куда вы?

От него несет прокисшим вином.

- У меня встреча с моим другом Анжело.

Он сомневается.

- Хорошо, я о вас доложу. Как вас зовут?

Я отталкиваю его двумя пальцами.

- Отдохни, викинг, мы не в Букингемском дворце!

Он не решается связываться, и я прохожу через кулисы. Двери гримуборных в основном открыты настежь, и видно, как девушки переодеваются, если так можно выразиться, болтая о повседневном: о свинке последнего отпрыска и доброте дедушки, который их всех содержит.

На последней двери в коридоре надпись: "Дирекция". Просто мелом по дереву. Нет проблем - Равиоли не гордый. Он не нуждается в шикарных дверях с медными табличками, как в отеле "Ритц". Стучу.

- Да.

Я вхожу. Анж один в своем скромном кабинете, где обстановкой служат лишь письменный стол с ящиками и несколько стульев, обтянутых красным плюшем. На стене вешалка и множество фотографий оголенных девиц с дарственными надписями.

Анж стаскивает с себя шикарное пальто, оборачивается и смотрит на меня без особой радости.

- В чем дело?

Кладу на стол свою карточку и беру стул.

- А! - говорит он без всяких эмоций. - Теперь, значит, не Бонишон собирает дань?

- Ошибаетесь, господин Равиоли, я не из полиции нравов.

Его взгляд тускнеет. Похоже, господин не любит полицейских. Что ж, это чувство широко распространено во Франции. Но кроме антипатии в его глазах мелькает тревога.

- Так, и что же вы хотите?