Эллада

Анаксимандр молчал. И с Клеобулиной близость была сладостной, хотя и протекала однообразнее, и Клеобулина неистовствовала в порыве страсти, но он заранее знал и предугадывал её желания, движения тела. И хотя в некоторые мгновения трудно было определить, кто есть кто, всё же жена подчинялась ему. С Архедикой близость протекала по-иному. Она подчиняла его своим желаниям. Иной раз он не сразу понимал, что она хочет от него. То требовались крепкие, до хруста, объятия, в которых она изгибалась и словно боролась с ним, то подобно рыкающей от страсти львице, вскакивала на постели, то опрокидывала его самого, и ему казалось, что в припадке страстного безумия она растерзает его тело. Но к Клеобулине он испытывал чувство, которое не питал к Архедике. Клеобулина была матерью его детей. Поэтому он сказал:

— Вы разные, тут нечего сравнивать. В Милете мой дом, дети. Как я останусь, и забуду их? У вас с Пахетом есть сын, он наследник. Как я возьму то, что принадлежит другому? Да и Пахет ещё не при смерти. Как же мы станем жить? Неужто он ничего не заметит?

— Я бы как-нибудь устроила. Ты не знаешь, на что способна влюблённая женщина. Я бы придумала.

Анаксимандр усмехнулся.

— Слушаться влюблённую женщину — недолго и в беду попасть.

Архедика повернулась набок, прильнула к рассудительному любовнику, бёдрами, грудью, руками возбуждая желание.

— Скоро взойдут Плеяды, и мы расстанемся. Муж мой непременно отправится в Афины на Великие Дионисии. Обещай, что останешься на это время.

Жаждущие тела сливались, и любовник, с которого слетела рассудительность, простонал:

— Обещаю!

Весна

Схлестнувшись в очередной раз в молодецкой драчке, ветры притомились потешаться над смертными, с перепугу забившимися в свои хрупкие домишки, и прилегли отдохнуть. На второй день безветрия, впустив в открытую дверь солнце, в лавку вошёл Пахет. Анаксимандр обслуживал покупателя, Нил и Чиж переписывали. Пахет появился в сопровождении Локра, нёсшего новые свитки — библосы и чистые, уже склеенные и листами. Сирт, второй раб, взятый в поездку и обычно исполнявший всякую домашнюю работу, был отправлен домой с поклажей. Пахет раскланялся с покупателем, поглядел из-за спины на работу переписчиков. Дождавшись ухода покупателя, велел Локру развернуть на свободном столе свитки, потирая руки, подозвал Анаксимандра.

— Погляди, что я привёз. Две комедии — о землепашцах Главка, о семейных дрязгах сицилийца Эпихарма, да два папируса с Эзоповыми баснями. О, люди, люди! Эсхил и Эпихарм! И надо же, читают, смотрят.

Приобретениями книготорговец был явно доволен и поездку считал удачной. Басни раскупались всегда с большой охотой. Время от времени появлялись новые, словно Эзоп был бессмертен и творил вечно. Комедии в Афинах пользовались нарастающим спросом. Людей всё больше интересовало отображение реальной жизни, тем более поданное в шутливой форме. Несмотря на радость по поводу приобретения ходового товара, Пахет сокрушённо покачал головой, вновь посетовал:

— Как падают нравы! Глупые, не ведающие благородных помыслов землепашцы, козопасы, горшечники, а где же доблесть, деяния героев?

Толкнув Анаксимандра в бок, заговорщически подмигнул и вытащил из кошеля серебряную диадему со смарагдом.

— Вот, жёнушке подарок. Любит проказница гостинцы, — полюбовавшись переливами камня, спрятал украшение. Пожевав губами, добавил: — На Великие Дионисии опять поеду в Афины. Новые комедии прикуплю. Эх-х, душа не лежит к скоморошьим забавам, а что делать? Покупателям нравятся.

Анаксимандра же снедали опасения, не догадается ли обманутый муж о неверности жены, не донесёт ли кто из рабов? Как ни береглась Архедика, но от специально приставленного соглядатая не укроешься. Кто знает, не дал ли Пахет перед отъездом особо доверенному рабу или рабыне специальное поручение? Но Афродита, зародившая страсть и бросившая любовников в объятья друг другу, уберегла своих подопечных от нежелательных последствий.

К обеду Архедика вышла в зелёном пеплосе, смарагд в лучах светильников переливался глубоким изумрудным светом. Держалась неверная жена скромно, на любовника смотрела отстранённым взглядом. Сидя на кушетке мужа, слушала повествование о празднестве в Ленеях.