Элли и Звери

- Нет. – Я выдыхаю обреченно, понимая, что зря я такое делаю. Зря говорю правду.

Они , все же, мальчишки еще. Бунтари. Бунтуют против отца. Побунтуют и угомонятся. Родня все же.

А я… А я где буду, когда они одумаются?

Но признание рвется из меня неконтролируемо.

И окончательно.

Может, когда-нибудь, и даже, вполне вероятно, что скоро, мои Звери остынут ко мне. Успокоятся. И неизвестно, как себя буду вести я. Может, я тоже…

Но пока что, вот конкретно в этот момент, все по-другому.

Я не могу сказать, что я их люблю. Просто потому, что то, что я испытываю, для меня ново и незнакомо.

Я не любила прежде. И не знаю, каково это.

Но зато я знаю, что сейчас я хочу быть рядом с этими парнями, хочу чувствовать их, хочу смотреть на них, разговаривать с ними, заниматься с ними сексом. С обоими. Потому что они для меня неразделимы, две половинки одного целого. Это странно и извращенно, но это так правильно для меня!

И для них, похоже, тоже.

Вот только сказать все то, что я чувствую, не могу. Просто как-то нет слов. Мы еще очень мало знаем друг друга. Мы и в самом деле не жили вместе, не делили быт, мне и в голову такое не приходило никогда!

А вот им пришло.

И, похоже, что они уже обсудили ситуацию между собой и пришли к единому мнению.

И мне даже не обидно, что мнением своим со мной Зверята не поделились, наверняка, по своей обычной мужской самоуверенности, решив, что я и так все знаю и со всем согласна.

И теперь удивляются.

И злятся.

- И мы – нет, Котен, - Ромка неожиданно опускается на колени передо мной, кладет свои большие ладони на бедра, чуть сжимает, смотрит в глаза, серьезно так, напряженно, - мы – нет. Ты пойми…

Он ищет слова, но тут на подлокотник кресла ставит колено Дима, трогает мой подбородок, разворачивая к себе.

- Ты пойми, что мы – не ангелы, Эль, - продолжает он, спокойно и внушительно, - мы – те еще засранцы, и , вообще-то отец прав, обвиняя нас во всех смертных. Не конкретно в этом случае, но, после гибели мамы… Мы сорвались и , пока взрослели, много чего натворили. А он нас все время вытаскивал. Наверно, ему надоело. Наверно, он правильно сделал. И сейчас тоже, когда забрал наши хаты. Мы их не заработали. Он прав, что мы не особо думали о нем, только о себе. Мы развлекались, как хотели. И да, девчонок не раз делили. Нам это нравится, ты поняла сразу ведь?

Я киваю. Не то, чтоб мне приятно это слушать, но ничего нового. Конечно, я сразу, еще в самую первую нашу ночь, осознала, что у братьев опыт в этом вопросе нехилый. И развлекаются они так частенько.

- Но , Эль, - руки Ромки ползут вверх по бедрам, я опять смотрю на него, - это было до тебя, пойми. С тобой нас унесло. Буквально. Я никогда не думал, что буду так… Из-за девчонки… Что буду таким…

Я смотрю, как пальцы, крупные, красивые, добираются до болтов на джинсах, начинают их расстегивать, один за другим, и это вообще неправильно и не к месту сейчас! Но в животе уже не горячо даже, а больно до невозможности, губы сохнут. Подбородок опять поддевает палец Димки:

- Ты нас с ума свела, Элли. Сразу же. Мы тебя год искали. Неужели ты думаешь, что мы тебя теперь отпустим? Мы тебя хотим не только в постель. И плевать на всех вокруг, понимаешь?

Я настолько в шоке от этих признаний, что пропускаю момент, когда опытные руки Ромки стаскивают с меня джинсы, понимаю, конечно, ощущаю это, но Дима не отпускает мой ошалевший взгляд, гладит большим пальцем подбородок, глаза его, с расширенными зрачками, словно пульсируют, завораживают, они все ближе и ближе, а потом он касается меня мягко-мягко, раскрывает мои губы своими, тепло выдыхает в рот, лижет языком нижнюю губу…

И в тот же момент я чувствую язык Ромы! Внизу!

Он, в отличие от брата, агрессивен, сразу всасывает клитор, широко проводит языком , заставляя сдавленно вскрикнуть.

Я распахиваю глаза, мычу протестующе, пытаюсь увернуться от Димки и одновременно сжать ноги, не пуская Рому, но обе мои попытки обречены.

Потому что поцелуй Димы внезапно становится жестким, подчиняющим, он укладывает меня на спинку кресла, прижимает за шею, перекрывая немного доступ кислорода своей широкой ладонью, и вжирается в мой рот уже требовательно и напористо.

И в то же самое время Рома так же жестко раскрывает бедра, двигает меня по сиденью к себе ближе и погружает сразу два пальца в беспомощно раскрытую промежность. Там постыдно хлюпает.

Я растерянно выгибаюсь на кресле, стискиваю одной рукой волосы Ромки, увлеченно вылизывающего меня, а другой предплечье Димки, с ярко очерченными венами спортсмена. Даже ногтями царапаю, но он только сжимает пальцы чуть сильнее, контролируя доступ воздуха, целует, жёстко вылизывая мой рот, перехватывает за затылок другой рукой, не давая даже шанса на сопротивление.

Они словно… Черт, да! Они словно звери.

Молодые и сильные хищники, добравшиеся до самки, урчащие от возбуждения и не спрашивающие разрешения. Оно им не нужно. Хотя, оно у них есть.

Я перестаю бороться. Просто потому, что кончаю уже буквально через пару минут. Меня выгибает в этом чертовом кресле, с жестким советским дизайном.