страсти). От нас зависит именно воля, что делает мудреца
равным богу. Жесткая, но вдохновляющая мораль, которая
делает человека независимым от обстоятельств и, в частности,
от своего социального положения, и проповедует что-то вроде
«уравнительного социализма» 62.
П. Пети назвал стоицизм «философией метеков». И
действительно, как и ее основатель, многие мыслители школы
происходили с Востока, были уроженцами Малой Азии или
даже древних семитских стран (Диоген из Селевкии-на-Тигре,
прозванный Диогеном Вавилонским, Аполлодор из Селевкии).
Влияние умозрительных построений Азии просматривается, в
частности, в концепции единого вездесущего бога,
управляющего миром своей мудростью и направляющего
человека провидением. «Бог стоиков,– писал Е. Брейе, – не
олимпиец и не Дионис. Этот бог живет вместе с людьми и с
разумными существами. Его могущество проникает всюду, и ни
одна деталь, как бы мала она ни была, не ускользает от его
провидения... Именно в этом семитская идея всемогущего бога,
управляющего судьбами людей и вещей, сильно отличается от
эллинистической концепции». Но стоицизм не имел бы такого
успеха в Греции, если бы у него не было глубоких корней в
греческой мысли IV в. до н. э., а именно киников и Платона,
первого учителя морального аскетизма.
Средняя Стоя
Во II в.
до н. э. стоицизм преображается, особенно врезультате серьезной критики Карнеада. Среди его самых
знаменитых представителей – Диоген, уроженец Селевкии-на-
Тигре, один из афинских послов в Риме в 155 г. до п. э., бывший
у истоков успеха, который имел стоицизм в Риме; его ученик
118
Кратет из Малла, обосновавшийся в Пергаме; Блоссий Кумский,
учитель Тиберия Гракха.
Во второй половине II –начале I в. до н. э. два новых
мыслителя становятся во главе Средней Стои: Панетий <115> с
Родоса (180–110) и Посидоний из Апамеи-на-Оронте (135–51).
Очень непохожие один на другого, они тем не менее сходны в
своем интересе к платонизму и во взгляде на связи между
созерцанием и действием, что сделало их основателями
философии действия.
Начиная с 146 г. до н. э. Панетий более пятнадцати лет жил в
Риме, где сблизился с кружком Сципионов. Он сопровождал
Эмилиана в его путешествиях и оставил множество учеников,
среди которых можно назвать племянника Сципиона Квинта
Элия Туберона, Луция Муция Сцеволу, Луция Элия Стилона.
Отозванный в Афины, он там до самой смерти был сколархом
(129–110).
Панетий – новатор, отвергавший ряд наиболее ярких идей
Древней Стои: ориентализированную теологию, пожар,
мировую симпатию. Согласно ему, человек двойствен благодаря
своим звериным инстинктам и главным стремлениям; «жить в
соответствии с природой» – значит ставить эти стремления над
инстинктами. Как моралист, он много размышлял над
добродетелями, отказываясь от большинства пародоксов
стоиков. Вполне понятно то глубокое влияние, которое оказал
этот гуманист на многие умы, влияние, длившееся довольно
долго, поскольку под него подпал и Цицерон.
Посидоний, учившийся у Панетия в Афинах, основал на
Родосе школу стоиков, получил там гражданство и выполнял
магистратуры. Он был отправлен послом в Рим с целью
получения помощи для борьбы с Митридатом. Там Посидоний
сблизился с Помпеем, впоследствии неоднократно посещавшим
его на Родосе, и учителем Цицерона. Будучи неутомимым
путешественником, философ объездил Испанию и Галлию, о
которых оставил ценные записи.
Как и Аристотель, Посидоний был чрезвычайно
разносторонним ученым, накопившим массу сведений по
различным областям науки. Он первый объяснил причину
приливов и сконструировал планетарий, которым восхищался
Цицерон. Как историк, он продолжил повествование Полибия от
145 г. до н. э., доведя его до 86 г. до н. э. Очень способный
математик, Посидоний пытался доказать, что геометрия – это
119
часть физики. Всеобъемлющий ум ученого пытался
синтезировать все науки под углом зрения стоицизма.
Труды Посидония настолько плохо сохранились, что его
интерпретировали в самых различных направлениях. Ему
приписывали мистическую эсхатологию, которую он <116>
якобы позаимствовал у неопифагорейцев. Синтез стоицизма и
пифагореизма, который он якобы выработал, пытались найти и в
«Сне Сципиона» Цицерона, и в эсхатологических мифах шестой
книги «Энеиды», и в трактатах Плутарха «О лице, которое мы
видим на Луне». Эта теория не подтверждается
сохранившимися фрагментами. Правильнее искать глубину его
мыслей в мировой симпатии, столь дорогой ранним стоикам.
Мировая симпатия позволяла ему допускать влияние звезд на
земной феномен приливов и признавать за пророчеством
исключительное влияние. По этим двум пунктам он полностью