Великолепные записки Зенона знакомят нас с роскошной жизнью Аполлония. Его стол ломился под тяжестью серебряных приборов, ваз с редкими цветами и самых утонченных яств – рыбных блюд, икры, тонких вин. Зенон описывает его организаторский талант, конторы, разделенные на два отделения (секретариат и бухгалтерию), где для составления контрактов с египетскими крестьянами работали даже египетские писцы. Перед нами предстает человек с быстрым и решительным умом, ясной, повелительной речью, уверенный в себе благодаря своим замечательным успехам. К. Прео писала, что за его внешним спокойствием прятались «превосходные степени сравнения, как в английском языке американцев». Может быть, впервые в истории перед нами с такой ясностью предстала фигура крупного «капиталиста». Аполлония не удовлетворяли только деньги, хотя они и были основной движущей силой его деятельности, он заботился и о престиже, и о славе. Окруженный настоящим двором клиентов, он жил как вельможа-филантроп, разносторонний и щедрый по отношению к любым богам, греческим и египетским, а также к людям, прибегавшим к его могуществу.
Те же записки рисуют нам личность Зенона, грека из Карии, бывшего доверенным лицом диойкета. Сначала <77> он был коммерческим агентом па Востоке, затем стал секретарем Аполлония и, наконец, управляющим в Филадельфии. Этот образованный человек мог на черновике набросать музыкальную фразу или несколько стихов Еврипида. Писал он на великолепном, импульсивном греческом языке, но разум его кажется не таким ясным, а воля не столь твердой, как у его хозяина. Тем не менее он свободно управлял необъятной землей Аполлония, на которой так много нужно было создавать заново, и гордился своей ролью основателя города, своей задачей – сеять жизнь и благоденствие в пустыне. Жил он не по-царски, как Аполлоний, но на широкую ногу: по праздничным дням вкушал изысканные блюда, имел свору хороших охотничьих собак. Он тоже умел быть филантропом. Дружеские письма, которые Зенон получал от оставшихся в Карии знакомых, свидетельствуют о том, что это был человек, достойный своего высокого положения.
Чиновники
Чиновники представляли собой совершенно новый для эллинистического мира тип. Если царство Селевкидов страдало от явного недостатка организации управленческого аппарата, то Атталиды и особенно Птолемеи располагали развитой иерархией государственных служащих.
Чиновник был человеком, связанным с царем клятвой. В его обязанности входило передавать и претворять волю царя, особенно в этих «капиталистических монархиях», обеспечивать максимальную эксплуатацию и собирать доходы. Система эта представляется крайне порочной. Чиновник, теоретически назначаемый царем, на самом деле получал место от своего непосредственного начальника, и зависимость чиновников от начальников со временем все более и более возрастала. Папирусы перечисляют подарки, которыми они должны были осыпать начальников, чтобы удержаться на своем посту. Таким образом, по мере ослабления монархии проявлялась тенденция к появлению некоего подобия феодальной зависимости. Наиболее высокопоставленные в чиновничьей иерархии лица превращались в настоящих деспотов, весьма слабо связанных с центральной властью и обращавшихся с подчиненными тем высокомернее, <78> презрительнее и надменнее, чем полнее они от них зависели (даже юридически, поскольку чиновники подлежали специальному административному суду).
Однако царь счел, что отыскал дополнительную гарантию в финансовой ответственности чиновников. Каждый старался, как по цепной реакции, взыскать с подчиненного суммы, за которые сам нес личную ответственность. Самые мелкие чиновники любой ценой выжимали деньги из населения, и здесь все средства были хороши: арест имущества, реквизиции, даже телесные наказания. В ответ на насилие возникало насилие: числу папирусов, содержавших жалобы деревенских жителей на высокомерие и злоупотребления чиновников, соответствует число папирусов с сетованиями сборщиков налогов, встреченных градом камней.
Наконец, чиновники часто были малознающи и недобросовестны. В свои отчеты и даже кадастры они без колебаний заносили выдуманные цифры, чему есть многочисленные примеры. Они захлебывались в потоке переписей, учетов, предписаний, распоряжений. «Папирусный потоп» повлек за собой несокрушимый беспорядок или, что еще хуже, фиктивный порядок.