Эллинистический мир

Второстепенные виды искусства и предметы роскоши Александрии

Цивилизация проявляла себя не только в крупных произведениях изобразительного искусства, но столь же ярко и в изделиях декоративно-прикладного искусства. <139>

Эллинистический период в этой области выделяется совершенно особенным образом.

Керамическое производство находилось в упадке. Сосуды украшались чаще растительным орнаментом, реже – изображениями человеческих фигур. Рисунок делался иногда на светлом (как погребальные гидрии {68} Александрии), иногда на темном, имитирующем металл фоне. Настоящей расписной посуде в повседневной жизни уже не отводилось столь почетное место, как это было в классическую эпоху. Наметилась конкуренция расписной керамики с посудой, украшенной рельефным орнаментом, редко встречавшимся ранее. Это производство быстро развилось в эллинистический период. Дешевые, «мегарские», как их раньше называли, чаши (сейчас известно, что их изготовляли во всем Восточном Средиземноморье) воспроизводят лучшие образцы торевтики. Они появились в Афинах около 250 г. до н. э. Сначала их украшали чисто растительным орнаментом, а затем (начиная с последней четверти века) и изображением фигур. «Мегарские» чаши в большом количестве производились в Афинах примерно до 100 г. до н. э. Уже начиная с III в. до н. э. число центров их производства увеличилось (Пергам, Коринф, Аргос), а с конца II в. до п. э. мастерские возникали даже в Италии, что способствовало появлению terra sigillata (рельефная краснолаковая керамика римского времени).

Металлические вазы пользовались, как никогда раньше, большой популярностью. И в Александрии, и в Пергаме торевты работали по золоту, серебру, бронзе. Большинство вещей из знаменитого клада Бертувиль-Берне (в Нормандии) относятся как раз к эллинистической, а не к римской эпохе. На самых лучших из них изображены печаль и смерть Ахилла и трагическая судьба Гектора, тело которого протащили вокруг крепостной стены, а затем повесили. Вазы с подобными патетическими и поучительными сценами были, по всей вероятности, сделаны в Пергаме.

С этими вазами можно сопоставить бронзовые парадные ложа с чеканными спинками, на которых часто изображались дионисийские сцены (мулы, увенчанные виноградными лозами, иногда сам Дионис). Независимо от происхождения их называют «ложами с Делоса» – по крупнейшему центру производства или «ложами Боэта» – по самому знаменитому мастеру, работавшему в Халкедоне. <140>

Многочисленными стали монетные серии, так как каждый правитель желал иметь собственную монету, украшенную собственным изображением. Этот обычай, существовавший уже у некоторых сатрапов и представителей династий Персидской империи, распространился не только в больших и малых царствах эллинистического Востока, но и на Сицилии при Гиероне II, в самой Спарте при Клеомене и Набисе, в Бактрийском и индийских царствах. Эллинистические монеты ценны прежде всего как великолепная галерея портретов, среди которых выделяется толстый евнух Филетер или Тигран Армянским с классическим профилем и богато украшенной диадемой, или правители Понта – Митридат III и особенно Митридат VI Эвпатор, изображенный крайне реалистично. Оставшиеся независимыми полисы также продолжали чеканить свою монету. Монеты Афин все еще многочисленны, но гравировка их небрежна, композиция лишена продуманности.

Терракотовые статуэтки – самый нежный отзвук мира изящества и гармонии. Коропласты Александрии наделили их легким колоритом пастельных тонов. Самый известный центр их производства находился в царстве Атталидов в Мирине. Фигурки, которые там производили, возможно, не столь изысканны, как танагрские статуэтки IV в. до н. э., но разнообразие их неисчерпаемо.

Остается только упомянуть изящные предметы мелкой пластики – изделия из стекла, медальоны из бронзы или гипса, камеи, украшения из золота, горного хрусталя или порфира – словом, «александрийскую роскошь», так как, по всей видимости, именно столица царства Птолемеев была центром изготовления этих маленьких шедевров, наделенных топким вкусом, пышно украшенных и выполненных иногда с мягким, иногда с карикатурным реализмом. Раскопки в Беграме показали, что эти вещи ценились и вдали от средиземноморского мира. Их в изобилии находят даже в Центральном Афганистане.

Что бы там ни говорили, а греческое искусство в эпоху эллинизма отнюдь не возрождается, ибо оно не умирало вовсе. Оно постоянно возобновлялось, развиваясь самыми различными путями. Его характерная черта – выражение сущности человека с его горестями и радостями. Мало найдется чувств, которые бы оно не отразило от пылающей страсти до нежной идиллии. Почти нет сюжетов, к которым оно не обращалось бы: греки и варвары, старики и дети, идеальная красота и уродство. <141>