Эллинизм и его историческая роль

Причину бедственного положения видели в почти не прекращавшихся войнах, спасения же ожидали от мира. Полибий пишет: «… все мы молим у богов мира и из жажды его готовы на все уступки… один только мир почитается у людей несомненным благом» (IV, 74, 3). В приведенном выше гимне Деметрию Полиоркету народ обращается к царю: «Мы молили тебя: сотвори нам мир, о возлюбленный». В папирусном отрывке из новоаттической комедии выражается пожелание, чтобы владыка Зевс даровал мир и прекратил вражду.[184] Но военные действия приносили разорение только массе народа; крупные рабовладельцы и правящие верхи общества извлекали из них для себя выгоду и богатели. Полибий приводит немало сведений о разбогатевших представителях этолийских верхов. Громадная военная добыча обогащала не только военачальников, но и торговцев; десятки тысяч рабов, поступавших на рынок, оживляли работорговлю и давали рабовладельцам дешевую рабочую силу. Вероятно, некоторые виды производства, особенно предметов роскоши, расширились благодаря усилившемуся спросу со стороны эллинистических областей Востока. Косские шелковые прозрачные, золотом тканые платья (Соа vestis), фасосское вино, паросский мрамор, коринфские художественные изделия находили, надо думать, хороший сбыт. Однако внутренний рынок был истощен, и это должно было отразиться прежде всего на благосостоянии мелких производителей.

Обнищание масс и концентрация земельной собственности в руках немногих обостряли классовую борьбу, о которой сохранились в источниках кое-какие сведения, правда, искаженные вследствие враждебного отношения авторов к борьбе народных масс. Следуя им, буржуазные историки квалифицируют выступления масс как бандитские, а их вождей — как головорезов и жестоких тиранов. В Кассандрии тиран Алоллодор конфисковал и роздал бедноте имущество богатых людей и оказал упорное сопротивление Антигону Гонату, когда тот после победы над кельтами приступил к покорению Македонии и Греции (Diod., XXII, 5; Polyaen., VI, 7). Тиран Элиды Аристотим изгнал или казнил представителей местной знати (lust., XXVI, 1) и тем навлек на себя обвинение в необычайной жестокости и во всевозможных преступлениях, о чем со всякими прикрасами рассказывает Плутарх (de mul. virt, 251 сл., Микка и Мегисто). При помощи этолийцев изгнанники свергли и убили Аристотима (269 г.), а в Дельфах вынесен почетный декрет о тираноубийце Килоне (Syll.³ 423; ср. Paus., V, 5, 1; VI, 14, 11). В Беотии правительство вынуждено было в течение 25 лет не производить судебные взыскания долгов (Polyb., XX, 6, 1), чтобы таким путем облегчить положение должников.

Возникшие в III в. социальные утопии в известной мере отражали чаяния народа, нашедшие свое выражение в борьбе под старыми лозунгами χρεών αποκοπή и γης αναδασμός — кассация долгов и передел земли. Плутарх отмечает (Cleom. 17, 5), что в ахейских городах во время Клеоменовой войны «вспыхнули восстания — народ надеялся на раздел земель и уничтожение долгов». В присяге итанийцев на Крите (Syll.³ 526) граждане дают клятву, что не будут совершать «ни раздела земли, ни домов, ни участков под постройками, ни кассации долгов».

О Кинефе в Аркадии Полибий (IV, 17,3) вкратце сообщает, что граждане этого города «с древних пор обуреваемы были непрестанными жестокими распрями, в которых многие были умерщвлены или изгнаны, сверх того имущество расхищалось, производились все новые переделы земли, пока, наконец, не восторжествовали и не завладели городом сторонники ахеян».

Особенно хорошо мы осведомлены о движении за социальную реформу в Спарте благодаря плутарховым биографиям Агиса и Клеомена. Белох со свойственной ему склонностью к парадоксам утверждает, что кассация долгов была лозунгом не бедноты, а крупных землевладельцев, так как беднота, по мнению Белоха, не может иметь долгов: бедняк не пользуется кредитом, и ему в долг не дают. Белох поэтому считает вопреки не вызывающим сомнения показаниям источников, что борьба в Спарте велась между крупными землевладельцами и «капиталистами».[185] По Плутарху, борьба за реформу в Спарте началась в результате распада того общественного строя, который был зафиксирован в так называемой «ликурговой» конституции. Вторжение денег в натуральное хозяйство Спарты положило конец равенству спартиатов, основанному, в частности, на неотчуждаемости не подлежащих дроблению клеров. Эфор Эпитадей узаконил практику свободного распоряжения земельными наделами. «Вскоре, — пишет Плутарх, — богатство сосредоточилось в руках немногих, вследствие чего государство обеднело… Спартиатов оставалось не более семисот человек, и из них, быть может, только сто имело землю и наделы, остальные были неимущей презираемой чернью».