Грекам положение масс народа в восточных деспотиях представлялось рабским. Но крестьяне в селевкидской Малой Азии не были ни рабами, ни крепостными. Напротив, они имели свои организации и народные собрания, выносили декреты или участвовали в вынесении декретов от имени полиса, к которому тяготели. Они были привязаны к своей ιδία, но именно потому, что только в своей ιδία, пережитке древней общины, они могли владеть землей. А в некоторых случаях еще в эллинистическое время существовала даже общинная земельная собственность. В частности, Ростовцев (Studien…, стр. 262) цитирует надпись из Филадельфии (птолемеевское владение в Азии), где народное собрание κώρι принимает решение разделить τον ύπάρχοντα αύτοϊς άγρόν принадлежащее им сообща поле.[91]
Термин λαοί следует переводить «мужики», «люд», «люди», как именуются непосредственные производители на земле у многих народов. Этот термин стал унизительным позднее, но в древности он не имел такого оттенка. В латинских надписях III в. н. э. в дунайских провинциях фигурируют lai соnsistentes: выходцы из Малой Азии продолжают на новой родине называть себя λαοί (lai).[92]
Никто не может отрицать, что λαοί или γεωργοί βασιλικοί были лично свободны, что в эллинистической Малой Азии не было феодальной земельной собственности и не существовало самодовлеющих феодальных поместий.[93]
Основной хозяйственной единицей даже в крупных владениях остается деревня или село, κώμη. Мнесимах все время говорит о κωαι, κλήρος, χωρία; надпись Лаодики — о κώμη и τόποι; надпись Антиоха относительно Аристодикида о χωρίον. Ростовцев (SEHHW, стр. 503) как раз подчеркивает, что в основном территория Малой Азии состояла из туземных villages. Они платили за землю ренту — налог натурой и деньгами в виде десятины или по другой твердой ставке (εκφόριον). Крупные земельные владения принадлежали храмам, но это были исконные владения, восходящие еще к тому времени, когда сельская община группировалась вокруг своего святилища. Они дольше всех остальных противились духу времени и удержались во многих случаях и в римское время.Таким образом, если даже не касаться основного факта, что рабовладение на древнем Востоке и в эллинистических государствах было ведущим способом производства, и оставаться только на почве аграрных отношений, приведенные документы не дают оснований говорить об элементах крепостничества или феодализма в эллинистической Малой Азии. Только ни на чем не основанная презумпция побуждает некоторых исследователей с необычайной легкостью расширять круг феодальных понятий и терминов в применении к Малой Азии. Так, Welles склонен понимать в некоторых случаях глагол '('ш, как «держание» (RC, 11, 4–5: ήμ πρότερον εϊχεν Μελέαγρος — which formerly Meleagros held), хотя сам он в аналогичном случае переводит ήν πρότερον εσχεν Δημήτριος — formerly the property of Demetrios (RC, 70, 6–7). Что εχω не имело значения «держания», показывает хотя бы текст надписи Лаодики: лица, купившие у Лаодики землю, Ιξουσίν κυρίως, «будут владеть ею неограниченно». Еще более поразителен случай, где речь идет о каре, грозящей судье за правонарушение: άτιμαν εϊμεν και χρήματα παματοφαγεΐσται, το μέρος μετά Γοκααταν[94]
— «он будет лишен прав, и имущество его конфискуется, его удел с рабами»; издатели, хотя и приводят ссылку на Гесихия, поясняющего, что οίκιητής — ώνητος δοϋλος, переводят однако serfs.Те два документа, на которых строится буржуазная теория феодализма в эллинистической Малой Азии, подтверждают иное: на Востоке не было собственности на землю, а лишь владение ею. Самыми прочными владельцами были, с одной стороны, λαοί, но лишь поскольку они принадлежали к существовавшим некогда общинам, ныне превратившимся в большинстве случаев лишь в организационную связанность крестьян со своей ιδία. С другой стороны, верховным владельцем земли был царь, но именно как носитель царской власти, а не лично. Этим объясняется, что Антиох, продавая землю Лаодике, приказывает, кроме регистрации сделки, вырезать ее текст на пяти каменных стелах и установить их в наиболее чтимых святилищах: это должно служить дополнительной гарантией права Лаодики на владение землей. Как видно из земельного спора между Митиленой и Питаной (OGIS 335, строки: 133 сл., 140 сл.), акт продажи Антиохом I земли городу Питане впоследствии был подтвержден Эвменом. Мнесимах, как видно из текста надписи, предусматривает такой случай, что царь может отнять его землю. Только с македонским завоеванием появляется на Востоке античная земельная собственность, ранее существовавшая здесь только в старых греческих полисах.