Читаем Элмер Гентри полностью

— Ключ? Постойте… у брата Джонса есть, наверное. По этой же улице малярная и плотничья мастерская… Да нет, пожалуй, и у него не найдете. У нас тут есть один паренек, мальчишка, точнее сказать, мы его приставили сторожем при церкви — так у него-то ключ есть, но ведь теперь каникулы, так что он не иначе, как на рыбалке. Вот что: вы лучше наведайтесь к брату Фритчеру, к сапожнику. Может, у него найдется… А вы женаты?

— Нет. Я… м-м… Я был евангелистом, разъезжал, работал… Мне не дано еще было вкусить радостей и утех семейной жизни.

— Откуда родом?

— Из Канзаса. Родители верующие?

— Конечно. Моя матушка была и есть истинная праведница.

— Пьете, курите?

— Безусловно, нет!

— А по части того… просвещенного критиканства?

— Да нет, что вы.

— Охоту уважаете?

— Я… гм… по правде сказать, да!

Вот это славно! Ну, рад, что вы будете с нами, брат. Жаль, я сейчас занят. Да, вот что: мы с моей старушкой ждем вас сегодня к ужину, в половине седьмого. Всего доброго!

Улыбка и рукопожатие Бенема были достаточно любезны, но вместе с тем недвусмысленно давали понять, что аудиенция окончена, и Элмер вышел в ярости, близкой к отчаянию… До чего он докатился! Снисхождение сельского лавочника после триумфов с Шэрон!

Шагая к дому вдовы Кларк — дорогу ему указал какой-то зевака, — он уже ненавидел эту жалкую деревушку, ненавидел курятники во дворах, всклокоченные газончики, старые скрипучие телеги, проезжающие мимо, женщин с мокрыми и красными руками, женщин в засаленных фартуках — женщин, при виде которых даже воспоминание о его собственных любовных радостях было омерзительным, ненавидел деревенских увальней с тупым взглядом, отвислой челюстью и внезапными взрывами дурацкого хохота.

Так низко пасть! И это в тридцать два года! Неудачник!

Пока он стоял и ждал на крылечке белого, квадратного, безликого дома вдовы Кларк, ему хотелось броситься назад, на станцию, вскочить в первый же поезд и уехать куда угодно! В эту минуту он уже решил вернуться к сельскохозяйственному инвентарю, к унылой, одинокой, но свободной жизни коммивояжера. Но тут дверь отворилась, и он увидал на пороге резвую девочку-подростка лет четырнадцати или пятнадцати, всю в кудряшках.

— А-а, это преподобный Гентри! — нараспев проговорила она. — Ой, а я-то заставила вас ждать! Простите, пожалуйста! Мама ужас как жалела, что не может встретить вас сама, да, ей пришлось уйти к кузине Этте. Кузина Этта разбила себе ногу! Входите же, пожалуйста! Вот не думала, что у нас теперь будет молодой пастор!

Она была прелестна в своем невинном оживлении.

В квадратном холле с его хромолитографиями, изображающими эпизоды гражданской войны, было какое-то своеобразное модно-провинциальное благородство.

Девочка — это была Джейн Кларк — проводила Элмера в его комнату. Она вприпрыжку взбежала по лестнице, над грубыми башмаками мелькали ее лодыжки, и Элмера вдруг молниеносно пронзило знакомое ощущение, более сложное, чем стратегия целой войны, и означавшее, что этой девочки он будет домогаться. Но так же неожиданно, почти с тоской ощутил он снова усталую тягу к покою и чистоте и одернул себя:

«Нет! Не смей! Хватит! Оставь ребенка в покое. Веди себя пристойно. Боже, помоги мне стать порядочным и приличным человеком!»

Борьба победоносно завершилась в те полминуты, что он поднимался по лестнице, и он смог, как ни в чем не бывало, пожать ей руку и небрежно сказать:

— Очень рад, что вы так встретили меня, сестра. Надеюсь принести благословение этому дому!

Сейчас он уже чувствовал себя как дома: отрадно, покойно. Комната оказалась уютной: ярко-красный ковер, печь, сверкающая полированным никелем, и в эркере — глубокое кресло. На кровати с пологом — стеганое лоскутное одеяло, на подушках — накидки с вышитыми ягнятами, кроликами и изречением: «Бог да благословит наш сон!».

— Ничего, подходяще. По-домашнему. Не то что эти проклятые отели, — размышлял он,

Он был снова готов завоевывать Банджо-Кроссинг, завоевывать методистскую церковь. И, когда прибыли его чемоданы и сумки, он даже не стал распаковывать их, решив сначала отправиться осматривать свои владения.


II


Банджо-Кроссинг был очень невелик, однако найти ключ от Первой методистской церкви оказалось проблемой, достойной сыщиков Скотленд-Ярда.

Сапожник, брат Фритчер, передал ключ сестре Андерсон, из Общества содействия женщинам, та отдала его уборщице миссис Пришетски, которая одолжила его Пусси Бирнс, председателю Эпвортской Лиги[141], а та, в свою очередь, дала его сестре Фритчер, супруге брата Фритчера, так что Элмер в конце концов получил его в доме по соседству с той самой сапожной мастерской, откуда и начались его докучные поиски.

Все они — брат Фритчер и сестра Фритчер, сестра Пришетски и сестра Бирнс, сестра Андерсон и большинство прохожих, у которых он спрашивал по дороге, как и куда пройти, — задавали ему одни и те же вопросы: «Вы новый методистский пастор?», «Женаты, нет?», «Только приехали?», «Из города, говорят? Рады, наверное, что выбрались оттуда?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза