Элмер Гентри

Кульминацией собраний были дневные и вечерние проповеди, когда Шэрон, простирая руки к верующим, громогласно взывала: «Истинно господь в месте сем, а я не ведала того», или «Вся правда наша не более как ветошь мерзкая», или «Многогрешны мы и оттого лишились милости господней», или «О, да проснется во мне иной, дабы не пребывал я тем, кто я ныне», «Праведны будете во господе», «Не устрашусь евангелия христова, ибо в нем — путь к спасению».

Но для того, чтобы даже такое испытанное средство, как эти призывы, действовало наверняка, дошло до самых бесчувственных сердец, надо было предварительно подготовить аудиторию, настроить ее на чувствительный лад, а на это, помимо красноречия Шэрон, уходила масса такой кропотливой работы, какую проделывают за спиной бушующей леди Макбет костюмеры, декораторы и рабочие сцены. И львиная доля этой подготовительной работы ложилась на плечи Элмера Гентри.

Как только Шэрон ввела его в курс дела, он стал руководить мужчинами из группы «работы с населением», оставив женщин в ведении руководительницы этой группы — молодой особы, которая обожала танцы и фальшивые драгоценности, но, как никто, умела выслушивать излияния старых дев. В ведении Элмера обычно были банковские кассиры, бухгалтеры из оптовых бакалейных фирм, приказчики обувных магазинов, преподаватели ручного труда. Они обходили магазины, оптовые склады, фабрики и устраивали собрания во время обеденного перерыва, разъясняя, что даже самое совершенное знание стенографии не исключает возможность угодить в преисподнюю. Элмер внушал им, что обратить легче тех, кто приходит на евангелическое собрание основательно запуганным.

Этим работникам вменялось в обязанность всюду, где можно, ходить от одного конторского стола к другому, беседуя с каждой жертвой о тайных грехах, — а что таковые имеются, на это можно было рассчитывать твердо. Кроме того, как мужчины, так и женщины из группы «работы с населением» должны были посещать на дому тех, что победнее, предлагая оробевшей, перепачканной в муке хозяйке дома и ее супругу (в шлепанцах и с трубкой в зубах) преклонить колена и помолиться вместе.

Все данные по этой работе (скорее воображаемые, чем действительные) — столько-то душ дали согласие выйти к алтарю, столько-то выступлений перед рабочими в обеденный перерыв, столько-то молитв, прочитанных на дому (с указанием продолжительности) — Элмер и руководительница группы заносили в балансовые ведомости, которыми Шэрон по выполнении своей миссии пользовалась для отчета, а при переговорах о дальнейших собраниях — для рекламы.

Каждый день Элмер совещался с Эделбертом Шупом, этим вечно жаждущим и наивным тенором, который заведовал музыкальным оформлением собраний, и вместе с ним отбирал гимны. Когда требовалось внушить публике доверие, пускали в ход гимн «Нежно и кротко зовет Иисус», если нужно было настроить ее на простецкий и дружеский лад, останавливались на гимне «Наша старая, добрая вера».

«Хороша была для Павла,
Хороша была для Савла,
Хороша для них обоих
Подойдет и для меня!»

А если случалось настраивать на воинственный, прибегали к гимнам «У креста» или «Вперед, воинство Христово».

У Эделберта имелись собственные идеи о «служении музыкой», но Элмер считал, что главная цель гимнов — настроить аудиторию так, чтобы она готова была делать то, что ей скажут.

Он научился выстукивать двумя пальцами на пишущей машинке и отвечал на письма, которые получала Шэрон, — те, что она давала ему читать. Он вел всю ее бухгалтерию, размашисто, но достаточно точно записывал расходы на корешках чековых книжек. Он каждый вечер писал для газет отчет об очередной ее проповеди, который затем в сильно сокращенном виде помещали где-нибудь между сенсационными сообщениями о новообращенных. Он беседовал с местными столпами церкви, столь богатыми и высоконравственными, что их побаивались собственные пасторы. И он же придумал один способ в помощь проповеднику, которым и поныне пользуются на молитвенных собраниях евангелистов, хотя честь его открытия приписывают Эделберту Шупу.

Эделберт был в курсе всех ходовых приемов. Он разбивал мужчин и женщин на два хора и заставлял их петь поочередно — кто лучше. В самый напряженный момент, когда Шэрон призывала обращенных к алтарю, он мячиком катался по проходу между рядами, толстенький, проворный, розовый, и, застенчиво улыбаясь, похлопывал людей по плечу, подпевал хору, стоя тут же, среди них, и часто возвращался с тремя или более пленниками меча господня, хлопал в пухлые ладошки и заливался колокольчиком: «Идут! Идут!» — после чего, хоть и неизвестно, по какой причине, грешники лавиной валили к алтарю.